Конечно, со всяким может случиться.
Ну, оставил человек на рабочем столе какие-то жизненно важные документы! И теряет без этих бумажек всякий смысл его командировка — так что? Извинись. Сдай билет и кати себе следующим ночным поездом, пусть не таким престижным и скорым.
Так, собственно, и поступио бы подавляющее большинство граждан.
На беду, однако, забывчивый пассажир оказался какой-то кремлевской шишкой — а потому, пришлось просто-напросто задерживать состав.
Правда, не надолго, всего на четверть часа — пока не вернулся потный от усердия министерский холуй с драгоценной папкой под мышкой. И только тогда высокопоставленная особа, запивая валокордин боржомом, соизволила одобрить отправление…
За окном мелькали ночные огни полустанков, поселков и городов. Можно было подумать: поезд просто несется в черном тоннеле метро, оставляя за собой лампочки дежурного освещения.
Лишь изредка, у-у-кнув, проносились мимо встречные локомотивы.
Хвостовые вагоны «Стрелы» швыряло из стороны в сторону так, что, казалось, они оторвутся вот-вот и вылетят под откос кучей искореженного, дымящегося металла.
Слава Богу, Рогов оказался примерно в середине состава. Ему лишь разок пришлось сбегать в хвост, передать от Дарьи записку проводнице — и Виктор тут же сиганул обратно, мотаясь от стенки к стенке с неимоверной руганью. Сдерживаться нужды не было — грохот во время движения стоял такой, что Рогов не слышал даже самого себя.
Стараясь по возможности никого не задеть, Виктор протиснулся между бодрствующими в коридоре его вагона пассажирами и вошел в служебное купе:
— А вот и я. Не ждали?
— Передал? — Оторвалась Даша от приготовления кофе.
— Так точно!
— Спасибо, Витюша… Понимаешь, ерунда какая — не могу по внутренней связи дозвониться. Наверное, опять переговорник полетел.
— Ну, так вызови электрика.
— Учи ещё меня! — Хмыкнула Дарья. — Два дня на вагоне, а туда же… грамотный. Помоги лучше кофе разнести, а то я забегалась совсем.
— Будет исполнено-с… — Виктор принял подобострастную позу:
— В лучшем виде-с! Еще что прикажете, Дарья… э-э-э… извините, не осведомился, как по отчеству?
— А не мешало бы, молодой человек, — шутливо сдвинула брови девушка. Отчество, как у тебя — Дмитриевна.
— Какое совпадение… Что ж, Митревна, приказывай. Распоряжайся!
— Надо кофе разнести. С пятого купе — и до конца. Справишься?
— Лег-ко!
— Вот сахар, вот печенье, если кто захочет. Кофе растворимый в чашках. — Дарья показала пальцем через плечо:
— Титан — сам знаешь, где…
— Не извольте-с беспокоиться, мадам!
Облачившись в белую курточку, он подхватил разнос и направился вдоль вагона:
— Кофий, господа… Кофий!
«Вот же болван, — усмехнулась, глядя ему вслед Дарья. — Шут гороховый! Цирк уехал — клоуны остались… Точно, мне кто-нибудь из пассажиров накатает жалобу».
А Виктор тем временем уже дернул на себя ручку пятого купе:
— Разрешите?
Дверь откатилась в сторону, и он бочком, стараясь ничего не опрокинуть, протиснулся внутрь:
— Кофе бразильский, свежезаваренный! Пьешь чашку — платишь за две!
Обитавшие в купе не слишком трезвые мужчины дружно захохотали в ответ и потянулись за чашками.
— Коньячку примешь? — Предложил один из них.
Виктор не отказался, после чего к тому же закусил протянутым бутербродом с красной икрой.
— Будьте здоровы! — Он подумал, что так вот, на холуйской вагонной должности вполне мог бы и прокормиться.
Правда, в шестом купе оптимизма у Рогова поубавилось. Реплики он повторил, но коньяка не налили, а бутерброд оказался всего лишь с колбаской.
— Тоже сойдет, — не стал привередничать Виктор.
Но в седьмом купе от кофе отказались совсем. К тому же, смерили его таким презрительно-хмурым взглядом, что Рогов предпочел побыстрее смыться:
— Извините… Пардон.
Он подошел к следующей двери:
— Прошу, кофе! Ароматный, бодрящий…
Не закончив фразу, Виктор замер в проеме с полуоткрытым ртом:
— Валерий Николаевич?
— Здравствуй, Витюша.
Отозвался не Болотов, а сидящий напротив него респектабельный господин, в котором Виктор с трудом, не сразу, но угадал авторитетного вора по кличке Булыжник.
— Неужели не узнаешь?
— Простите… — сглотнул слюну Рогов. — Богатым будете!
Булыжник усмехнулся:
— Да я и так не жалуюсь.