— Тимур, — представили его.
— Виктор, — пожал протянутую руку Рогов. И тут же, узнавая, вцепился взглядом в уродливый шрам на лице вошедшего. — Ты?
Курьев молча оскалился, но между мужчинами уже встал Булыжник:
— Все! Забыли. Закончено.
— Кто старое помянет… — протянул со своего места Валерий Николаевич. — Кто старое помянет, тому не только глаз вон. Тому я вообще не завидую!
— Ясно, щенки? — Рявкнул «авторитет». — Не слышу!
Курьев наклонил голову:
— Понял.
Вслед за ним вынужден был кивнуть и Рогов:
— Понятно.
— Вот и ладушки… Валерий Николаевич, осталось у нас хоть по стопочке? Отлично! Разливай. Выпьем за встречу.
— За мирное сосуществоание, так сказать, и взаимовыгодное сотрудничество, — поддержал тост Болотов…
Глава 3
Жирная, сытая муха, обалдевшая от тепла и обилия пищи, долго описывала в воздухе замысловатые крендели, но в конце концов с омерзительным жужжанием брякнулась на стол.
Заелозила, закувыркалась…
Виктор подождал немного — и прихлопнул насекомое свернутым в трубочку журналом:
— Достала, тварь!
Он сунул орудие убийства обратно в сумку и вздохнул.
Витебский вокзал, сумрачный и неопрятный, Рогову никогда особо не нравился. Стоя в буфете над чашкой общедосупного кофе, он с сомнением посмотрел на иссохшийся в углу тарелки пирожок: зря, наверное, взял. Потом перевел взгляд на электронное табло…
Поезд отходит почти через два часа. Билеты должен заранее принести Курьев, но даже до их встречи времени оставалось ещё более чем достаточно.
— Извините…
— Да, пожалуйста.
Мимо Виктора к свободному месту за столиком протиснулся ефрейтор-пограничник, и в памяти сразу же всплыла похмельная рожа Ройтмана. Эх, Пашка…
Дома, в квартире на Московском сегодня утром его не оказалось, поэтому Рогов для очистки совести отправился прямиком к брату на службу.
Дежурный Виктора узнал по прежним визитам и пропустил на удивление легко:
— За Ройтманом? — Понимающе кивнул он куда-то в сторону музея.
— Ага. За ним.
— Давно пора! У нас тут такой кипешь идет… Забирай братана скорее, а то в конце концов нарвется.
— Случилось что-то?
Дежурный отмахнулся:
— Да, бля, хрен их разберет, начальников! Пропадают куда-то один за другим, а нам отдуваться.
— Как пропадают?
Но собеседник уже торопил, оглядываясь в торону лестницы:
— Не отсвечивай, давай быстро!
Рогов без разговоров шмыгнул мимо него, миновал коридоры и оказался в музее. Павла он застал в положении не только непотребном, но и не удобном: Ройтман сидел посреди комнаты, на самом верху высокой, шаткой стремянки и больше всего походил на ощипанного петуха. Из одежды на прапорщике имелись только трусы казенного образца, а щетина, блуждающий взгляд красных глаз и опухшие веки свидетельствовали о многодневном запое.
— Пашка?
— А-а, привет! — Узнал Виктора брат. — Йоб-теть… На похоронах, что ли, был?
— На каких? — Не понял Рогов.
— У Карлы! — Захохотал директор музея и наконец-то свалился со стремянки на пол.
Виктор с трудом прислонил его к стенке:
— Ты чего, Паша? Упился вконец? И Карла, что ли?
Но Ройтман уже не обращал на него внимания и озабоченно тер ушибленное при падении колено:
— Бейте, фашисты проклятые! Все равно ничего не скажу…
— Тьфу, перепугал! Пьяница.
— Да пошел ты, — отмахнулся Павел. Но тут же потерял равновесие и встав на четвереньки залаял на пыльный стенд с фотографиями членов политбюро.
Потом он заплакал:
— Ну на хрена, Витек? На хрена вы старика грохнули?
— Паша, успокойся… Уймись!
Глаза Ройтмана округлились:
— Ну? Кто теперь следующий? Я?
Директор музея взвизгнул и с неожиданным проворством подскочил с грязного пола:
— Давай, братан! Чего тянешь? Мочи, вам же свидетели не нужны!
— Да ты чего? — Разволновался Виктор. — Ты чего? Совсем уже сбрендил… На вот, водички выпей.
Но Павел уже разошелся:
— Ну, что? Как кончать меня будешь? Может, веревочкой удавишь? Сейчас… Сейчас, я тебе подсоблю!
Ройтман забегал из угла в угол, по пути обрывая со стен плакаты, фотографии и лозунги. Натолкнувшись на шифоньер, опрокинул его, с мясом вырвал последнюю дверцу и замер, ехидно поглядывая на брата:
— Нету веревочки!
— Слушай, успокойся.
— Не-ет… — Павел подскочил к столу:
— А что, если этим? Прямо так, в брюхо?