… С восточной стороны Южного кладбища покой мертвецов тревожит аэропорт Пулково.
С западной, прямо после шоссе, начинаются сельскохозяйственные угодья и вонючие котлованы городской свалки. В небе над свалкой парят грязно-белые чайки, а над аэропортом — серебристые самолеты. А ну, как хрястнется какой-нибудь авиалайнер об землю? И ходить далеко не надо. Все здесь, рядышком: пассажиров на кладбище, металлические обломки на свалку. Сплошное удобство обслуживания и полная гармония.
Трое могильщиков закончили перекур и вновь принялись за дело. Ямы выкопал, конечно, эскаватор, но такую тонкую, ответственную работу, как выравнивание краев приходилось делать вручную.
Покойничков привезут с минуты на минуту. И не простых. Судя по всему, при жизни они большими авторитетами считались, вопросы решали серьезные, достигали чего-то, проигрывали, побеждали… А конец — вот он. Для всех один. И равняй края могилы, не ровняй — самому покойнику, честно говоря, без разницы.
Чтобы все было, как положено, чинно, благородно, не ему надо. А тем, кто за гробом идет, оплакивает и в последний путь провожает. Тем, кто в долгу. Тем, кто не доглядел, не уберег, не долюбил. Для них и камень с души, и слезы — все едино, все в его могилу…
— Кажись, прутся, — заметил Петрович, приглядываясь поверх оградок к дальнему концу кладбищенской аллеи. — Ишь, сколько народу-то!
Назвать появившуюся из-за поворота похоронную процессию просто большим или даже очень большим скоплением людей значило не сказать ничего. Под душераздирающие рыдания и всхлипы полного оркестра к свежевырытым могилам приближался широкий и бесконечный людской поток, сопоставимый по масштабам и организованности разве что только с майскими демонстрациями периода застоя.
Впереди всех шел поп, постоянно «обслуживающий» у братвы подобные мероприятия, за ним дьякон с кадилом и служка с текстами. Потом два мальчика, облаченные во все черное и бережно несущие перед собой широкоформатные, траурные, в позолоченных рамах, портреты усопших. Затем уже появились гробы, после которых, на почтительном расстоянии, брели, рыдая, немногочисленные родственники, многочисленные друзья, соратники с печальными лицами, соболезнующие знакомцы и приглашенные, равнодушные зеваки и случайно прибившиеся к процессии бомжи.
По мере приближения к месту захоронения людской поток увеличивался и разрастался, постепенно заполняя все окружающее пространство.
— Говорят, какого-то князя хоронят. И барона, — переговаривались те, кто случайно попал на кладбище. — Вроде, приехали обратно в Россию из-за бугра, и от счастья того… преставились.
— Глупости! Бывший первый секретарь обкома, забыл фамилию, в автомобильную катастрофу попал, вместе с водителем своим.
— А откуда роскошь такая?
— Ну, сумели люди скопить на черный день.
— Вот, сволочи, прости Господи!
— Конечно, золото партии…
— А и я давеча слышала, — подала голос маленькая бабушка в платочке, что хоронят бандюков-душегубов. Самых, что ни на есть, главных по всей России.
— Точно! Писали в газете. Два вора в законе…
— Стыдно, граждане, — упрекнули из толпы. — Стыдно ведь напраслину-то на усопших возводить. Грех это!
— А чего такого?
— Вы что, не видите, сколько народу пришло в милицейской форме? Полковники разные, майоры, даже один генерал. И сюда в сопровождении машин с мигалками приехали.
— Точно. Сам видел. С чего бы это менты к бандитам на похороны пошли?
— Наверное, общественный порядок охраняют.
— Ага, как же! С цветами, с венками…
— Я думаю, министров каких-нибудь хоронят. Или депутатов.
— Может, и так… Пойди теперь, разберись, кто ворюга, а кто в правительстве заседает.
— Они друг друга стоят — и те, и эти!
Оркестр тем временем смолк. Гробы установили на специально смонтированные тумбы, сняли крышки — и родственники зарыдали в голос, как по команде.
Бандитский батюшка зашелся в молитве. Добросовестно отчитав все, что положено, он замолк и прислушался к воцарившейся окрест тишине… а потом вдруг чихнул так, что стайка ворон на окрестных деревьях стремительно взмыла под облака.
Присутствующие заволновались, но в конце концов посчитали происшедшее добрым знаком. Вновь всхлипнул оркестр, затянула что-то ведущая скрипка…
Можно прощаться.
Народ, выстроившись в колонну по одному, потянулся к покойникам.
Первыми забились в рыданиях, запричитали родственники, за ними, в строгом соответствии с неписаной иерархией — остальные. Кладбищенские бомжи кучковались отдельно, ждали щедрот в виде милостыни и остатков еды.