Прошла ночь, наступило утро следующего дня, но Виктор все ещё не шелохнулся. Со стороны могло показаться даже, что он умер, и лишь едва уловимое дыхание опровергало это предположение. Очнулся Виктор так же внезапно, как и погрузился в сон. Непонятная, неосознанная тревога вдруг обдала душу спящего человека февральской стужей: на яхте он был не один!
Открыв глаза, Виктор Левшов увидел прямо перед собой лицо Курьева. Тимур сидел, привалившись спиной к переборке, и спокойно курил сигарету, выпуская, одно за другим, колечки дыма. На коленях у него лежал пулемет Дегтярева, реликвия времен Второй мировой войны.
— В траншее, за казармой нашел, — пояснил он, перехватив удивленный взгляд врага.
— Ну, что же, стреляй, — равнодушно отвернулся Виктор.
— Хорошо, — согласился Тимур. — Только попозже.
— А чего тянуть?
— Торопишься, — усмехнулся Тимур. — Потерпи. Немного осталось.
Будто в подтверждение его слов откуда-то издалека послышался характерный гул приближающего вертолета. Звук стремительно нарастал похоже, вертолет шел невысоко и на большой скорости.
— Ну, вот. Дождались.
— Вертолет прошел прямо над яхтой.
— Жестянка, «Ми-шесть», — скорчил презрительную гримасу Тимур. Потом, неожиданно для Виктора, вскинул ствол пулемета вверх, в открытый люк. Раздалась длинная, оглушительная очередь, трассирующие пули растаяли в небе.
— Не попал, — удивился Тимур.
Вертолет отклонился немного в сторону, описал большой круг над побережьем — и вновь пошел к яхте.
— Ну-ка! — Обрадованно покачал головой Тимур. — Давай, милок, поближе… не бойся!
Боковое окно вертолетной кабины открылось, и из него кто-то высунул длинный ствол.
Сквозь гул винтов приближающейся машины послышалась сухая дробь ответной очереди, пули плелиным роем прожужжали над яхтой и ушли в воду чуть в стороне.
— Видел? — Окликнул Тимур Виктора. — Уважают. И боятся! Товарищи в погонах… Еще один заход — и продырявят они твою посудину. А может, и нас с тобой заодно.
«Ми — шестой» вновь пошел на разворот, на этот раз по большой дуге.
— Этот ты зря, — Тимур встал во весь рост, высунулся из люка, положил ствол на гик и, прицелившись с упреждением на два корпуса, нажал спуск.
Даже со своего места на рундуке Виктор увидел, как от корпуса старенького вертолета в стороны полетели куски обшивки, из двигателей повалил черный дым, полыхнуло — и винтокрылая машина с оглушительным всплеском упала в воду.
— Все, — сплюнул Тимур на палубу. — Легко и просто.
— За что же ты так «папика»-то своего? Из пулемета… — поинтересовался Виктор.
— Папа мой там лежит! — Перебил его Тимур, мухнув рукой в сторону острова.
— Документы я нашел. Все сходится, мать моя так и рассказывала.
— Выходит, родственник ты мне? — Хмыкнул Виктор. — Вот уж, не ожидал…
— Плевать мне на твои ожидания! И на тебя плевать. Ты уже в прошлом остался. Нажму сейчас на курок — и все!
— Не нажмешь, — уверенно покачал головой Виктор. — Тебе ведь золото увидеть хочется.
— Или нет? Иначе, зачем было столько народу на тот свет отправлять, верно?
— Шурэна жаль, — цинично поджал губы Курьев. — Уж больно плакал в темном переулке.
— А Гарпушу?
— Нет, — удивился Тимур. — Да пес с ними со всеми! Ты о себе подумай. Скажешь, где золотишко — может, и поживешь еще. Не скажешь — буду убивать тебя долго и неприятно.
— Хорошо, — не стал спорить Виктор и незаметно для Курьева положил руку на задвижку носового люка. — Здесь оно. На яхте. Почти у тебя под ногами.
— Ты чего гонишь? — Не поверил Тимур.
— Карту возьми. Под рундуком.
— Не вижу, где? Темно.
— А ты свет зажги, — посоветовал Виктор.
— Сейчас, — кивнул Тимур и потянулся к выключателю…
ЭПИЛОГ
22 августа следующего года в Санкт-Петербурге было свежо, но безветренно. Ближе к полудню отшумел один из последних летних ливней, сбил тугими струями пыль с тротуаров, взъерошил листву, истрепал бесконечные портянки объявлений.
Все, как и много лет назад. Свежо и немного прохладно. Щедро омытый дождями город хитро прищурился наполовину зашторенными окнами и тихо ждет окончания дня.
Ливень закончился. Скоро закончится и этот день.
В ожидании вечера нетерпеливо зааплодировали друг другу разбитые, разношенные двери парадных, выпуская на волю людей. Кого по делам, кого просто вдохнуть так недостающего горожанину свежего воздуха. Люди спешили, все вместе — и, одновременно, порознь, мало знакомые между собой, одинокие, неприветливые…