Выбрать главу

— Но…

— Избегни разочарований! И не волнуйся, это скоро пройдет.

— Откуда ты знаешь? И почему вернулась? Пожалела?

— Нет… Просто, сейчас я нужна тебе.

Виктор почувствовал, как невидимая собеседница села ему на ноги и её длинные, чувственные пальцы, разминая круговыми движениями мышцы по обе стороны позвоночника, опустились до поясницы.

Девушка томно вздохнула:

— Недавно из колонии?

— Да. Вчера утром освободился… А как ты догадалась?

— Уруша — это ведь совсем рядом. Ох, как много за свою жизнь навидалась я таких вот, возвращающихся домой! А отличить бывшего зэка несложно: цвет кожи, блеск в глазах, даже запах особый… И все поначалу стараетесь быть предельно вежливыми, предупредительными.

Девушка наклонилась и поцеловала Виктора в шею. При этом он спиной ощутил прикосновение обнаженной прохладной груди:

— Это тебе за то, что не бросил меня одну среди ночи, с этими проклятыми чемоданами.

Рогов опять попробовал перевернуться, но собеседница не позволила:

— Лежи! Просто — постарайся заснуть, хорошо? Считай, что ты мой маленький бедный братик. Завтра, когда поезд придет в Читу, я сойду с него, а ты будешь сладко спать…

— И что же? Мы больше никогда не увидимся?

— Почему же…

— Кто ты? Откуда? — Только сейчас Виктор с изумлением понял, что уже слышал обращенный к нему женский голос. Гораздо раньше, задолго до этой полуночной встречи в поезде!

Сначала сквозь мерный перестук колес ушей его достигло конское ржание, далекий звон тетивы сменился ударами сабель, а затем все вокруг заполнил запах степного костра. Возникло радостное ощущение полета, Рогову показалось, что ещё чуть-чуть — и он вспомнит, когда и где это было, но…

Девушка наклонилась над уже спящим Виктором и поцеловала его в полуоткрытые губы:

— Пройди свой путь до конца. И… возвращайся.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1

— Вот так, Мария Николаевна… Правильно! Сейчас лучку добавим, тертой морковки — и немножечко мелко нарезанной черемши.

— Черемши?

— Это мой секрет! Черемша придает блюду такой, знаете, пикантный аромат. Рыба получается сочной и очень-очень вкусной.

— Удивительно. Никогда бы не подумала… Надо же, черемша! Я-то обычно к рыбе чеснок добавляю.

— Ну, что вы, Мария Николаевна! Чеснок не надо ни в коем случае — он для рыбы слишком резок, агрессивен, я бы сказала. А вот черемша… Ой, извините. Кто-то в дверь звонит.

Хозяйка, мать Виктора Рогова, оставила кухню на попечение подруги и выглянула в коридор:

— Витю-юша! Витюньчи-ик! Голубочек мой… Кто-то ещё пришел, открой пожалуйста.

Сын еле-еле расслышал просьбу сквозь веселый гомон гостей, уже собравшихся к праздничному столу по случаю его возвращения:

— Хорошо, мамуля. Иду!

Пройдя через прихожую, Рогов поинтересовался:

— Кого надо?

За дверью молчали, и пришлось повторить:

— Ну, кто там еще?

— Шеварднадзе.

— Какой Шеварднадзе? — Не понял Виктор.

— Эдуард Амбросьевич! Какой же еще…

Рогов отворил. На пороге стоял и довольно скалился высокий, светловолосый парень в форме прапорщика погранвойск.

Звали гостя Павел Симонович Ройтман, и Виктору он доводился двоюродным братом.

— Здорово!

— Приветик.

Родился Паша в один год с Роговым, но в Ленинграде. И не на окраине, а в самом центре — в одной из комнат огромной коммунальной квартиры. Дом был ещё дореволюционной постройки, аварийный, и сколько себя Павлик помнил, витал над ним дух скорого, но так и не состоявшегося капитального ремонта.

С детства Паша был робок и деликатен. Отчаянные, звучные мальчишеские поступки, вроде вытаптывания цветов на клумбах или спускания соседской кошки по водосточной трубе, всегда давались ему с неимоверным трудом.

Разумеется, это не способствовало его авторитету в глазах сверстников. Поэтому, Павел прямо из кожи вон лез, чтобы изжить в себе издержки хорошего семейного воспитания и заработать репутацию дворового хулигана — но дальше того, чтобы исподтишка наступить случайному прохожему на пятку и не извиниться, дело так и не продвинулось…

Таким образом, во взрослую жизнь Паша Ройтман всупил с аттестатом о среднем образовании, незаконченной музыкальной школой по классу трубы и твердой уверенностью, что все законы писаны для дураков и трусов.