Выбрать главу

Виктор огляделся, но в подьезде больше никого не было. Тогда он ткнул очкарика носком ботинка:

— Ты чего? Слышь?

— Не надо! Не надо… — затрясся бедолага. — Не стреляйте, я не хотел! Я нечаянно… Это они сказали, чтобы я деньги отнял, а мне и не надо совсем!

— Чего тебе не надо? — Все ещё не понимал Рогов.

— Ничего не надо! — Человек на полу открыл глаза и умоляюще посмотрел на Виктора. — Я же честный спекулянт, не грабитель… А они заставили, сказали, мол, раз проиграл — давай!

— Как проиграл? Кого?

— Ну, в карты, в «деберц». Понимаете? Мы от скуки по сотенной, вот я и проигрался, а Лысый… Это он, гад! Говорит — давай…

— Ах ты, падла! Геморрой вонючий, — теперь в голосе Виктора зазвучала радость полного понимания, и его сразу же понесло:

— На мента кинулся?

— На кого? — Поперхнулся очкарик.

— Ты дурочку-то не валяй! Нападение на сотрудника органов, при исполнении…

— Я не знал, честно! Клянусь! — Рогову показалось, что спекулянт сейчас потеряет сознание. — Я не знал, что вы опер…

Увидев, что Виктор поднял с полу револьвер, он засуетился:

— Это не настоящий! Зажигалка, понимаете?

В этот момент дверь подьезда со скрипом приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась чья-то незнакомая Рогову морда.

— Ну, чего там у тебя? Все пучком? — Спросила морда неизвестно кого.

— Стоять! — Перепуганный Рогов направил на дверь сразу оба ствола своего пистолета и «трофейного» револьвера.

Морда исчезла, однако в углу зашевелился фарцовщик.

— Стоя-ять! — Заорал ещё громче Виктор и, не зная, что делать дальше, начал угрожающе щелкать курками над его головой.

Тот, окончательно ошалев от ужаса, понял команду буквально, вскочил и ввытянулся по стойке смирно.

— Лицом к стене, руки на затылок, ноги на ширину плеч… — Рогов не был уверен, что говорит все, как положено, однако времени вспоминать фильмы про милицию уже не осталось. — Н-на! Н-на, мудило!

Влепив под зад «арестованному» пару безобидных пинков, он бросился к выходу из парадной.

— Витя, давай! — Рядом, буквально в двух шагах поддавал газку своей «Яве» преданный Ройтман. — Побыстрее, пожалуйста, а то нам сейчас…

Со стороны «Альбатроса» к братьям-разбойникам уже приближалось человек десять мужчин серьезного вида. Во главе, почему-то, с сержантом милиции видимо, спекулянты вытащили его по такому случаю из местного пикета.

— Поехали, Паша… Гони, блин!

Ройтман вылетел на оперативный простор, и не делая различия между проезжей частью и тротуаром понесся вдоль по Двинской улице. Лихо перемахнув через Обводный канал, он воткнул мотоцикл между двумя встречными трамваями и на красный свет оказался за перекрестком.

— Ты чего? — Завопил Виктор. — Сбавь скорость, убемся ведь!

— Не убьемся! — Ответил Павел, но дальше они поехали все же чуть помедленнее. А когда впереди показалась арка родного двора-колодца, он вообще остановился:

— На фиг… Хватит! Какие тут, блин, грабежи, а? Да я пока тебя сегодня ждал — чуть не обосрался.

— Обошлось же…

— Хватит. Не могу я! Понял? Все. Лучше уж Карлины билетики лохам продавать.

… А сейчас Паша Ройтман стоял в дверях — заматеревший, конечно, но все такой же застенчивый и безобидный с виду. Только темные мешки под глазами: то ли от бессонницы, то ли по причине злоупотребления спиртным.

— Здорово, братан. Здравствуй! — Радостно обнял его Виктор. — Хорошо, что пришел… Все уже в сборе, даже сам Ян Карлович не забыл — изволил пожаловать собственной персоной. Видал? Вон, у окна салаты втихаря пробует.

Запоздавший гость разулся, прошел в комнату и сразу же уселся за стол:

— Ну, будем здоровы! С возвращением, Витян.

Веселье началось. Народ звякнул рюмками, выпил и потянулся за закусками. Потом повторили, потом выпили по третьей, по четвертой…

— Ты как сам-то, Витек? — Вяло ковырнул тарелку с горячим Ройтман. Гадко там было, да?

— По-всякому, Паша… Конечно, место суровое. Не каждый выживет, понял? Ты бы, со своим характером… — тут Рогов красочно и не особо стесняясь в выражениях обрисовал собеседнику переспективу его социально-полового статуса «на зоне».

Да так, что Ройтман поперхнулся и замахал руками, словно отгоняя мух. Виктору даже стало жаль родственника:

— Ладно, не обижайся… Это у меня теперь шуточки такие. Расскажи, лучше, что у тебя-то новенького? Семья, дети? Гляжу, при погонах!

— Расскажи, расскажи, Пашенька, — встрял в разговор Ян Карлович по прозвищу Папа Карла. — Поведай миру!