Ройтман пожал плечами, и Виктор вопросительно посмотрел на третьего их собеседника, ожидая продолжения.
— Он у нас теперь большо-ой человек, — пояснил тот, подкладывая себе в тарелку салат из дефицитных кальмаров. — Шишка, одним словом! Сидит на Шпалерной, в ихнем управлении. Музеем заведует. Хи-хи… Почти, можно сказать, директор Эрмитажа.
— Да ну! — Удивился Рогов и обернулся к брату:
— Ты же, вроде, в порту, на таможне ошивался? Выперли, что ли?
— Да так, — поморщился от неприятной темы Ройтман. — Ерунда, в общем… А музея-то — всего две сабли, да один орден. Остальное — декреты всякие, бумажки… Даже спереть нечего. Сижу там, как дурак — штаны казенные протираю. Скукота! Зарплату — и то во-время не платят. Так что, приходится по вечерам халтурить, пассажиров на «запорожце» возить.
— Значит, так теперь живешь…
— Живу. Как все… Чего рассказывать-то?
— Пьешь?
— В каком смысле?
— Водочку… Сильно пьешь? — Уточнил Рогов, которого жизнь научила почти безошибочно распознавать людские пороки.
— Ну что вы, Виктор! Скажете тоже… — слишком уж явно обиделся Ройтман.
— Попивает, попивает, — подтвердил зловредный Папа Карла. — И не просто попивает, а жрет её, родимую, что ваша хавронья!
— Ян Карлович! Я бы попросил тебя…
— Ладно, все свои. Слышишь, Виктор? Ему нет бы накушаться тихо, да спать уйти. Обязательно ведь на подвиги тянет, за руль! Тут на днях, говорят, гаишники его тормознули на Краснопутиловской.
— Пьяного?
— Естественно! Улица глухая, вот он и решил по ней вечерком к отчему дому пробираться. Даже фары, мудак, загасил — чтобы машину не видно было. Ну, менты его за отсутствие освещения в темное время суток и остановили. Открывают дверцу — а там Павлик, в дрыбадан. Начали вытаскивать — ни в какую! Плюется, толкается, ногами машет…
— Не было этого!
Ройтман сидел красный и злой, но Ян Карлович только отмахнулся:
— Чего он им только не орал… И «где мой именной маузер?», и «на мое место встанут тысячи»! В общем, влипнуть должен был капитально, однако… До сих пор понять не могу, как это тебе, Пашенька, права водительские вернули?
— Да что же это такое? — Застонал Ройтман. Дождавшись, когда все отсмеются, он перешел в наступление:
— Сами вы, голубчик, лошадка темная! Лучше, про себя расскажите.
— А что? — Заинтересовался Виктор.
— Годы не стоят на месте, любезный братец. Идут, родимые! Идут… Ян Карлович буржуем заделался, гидрографию свою забросил к чертовой матери, и теперь богат до неприличности. Деньги лопатой гребет, а как был жидом, так и остался!
— Это кто из нас ещё жид! — Возмутился Папа Карла. — Сам ты…
— Шапку его итальянскую помнишь? Такую кургузую, на рыбьем меху?
— Ну, — кивнул Виктор.
— Он же её ещё до того, как тебя посадили, купил. Который уже год носит… Я его недавно, ради хохмы, попросил эту шапку по-дружески продать. Так он такую цену заломил! В комиссионке — и то раза в два дешевле.
Теперь обьектом для насмешек стал Папа Карла, и мстительный Павел решил взять реванш:
— Про машину не слышал? Хотя, конечно… Привез он с последнего своего рейса, из Голландии, «форд-сиерру». Поставил под окном — любуется! По вечерам сидит в нем, дорогие сигареты курит, музыку слушает, а на работу в общественном транспорте добирается. Чтобы, значит, ходовую часть не повредить. Или кузов не поцарапать… Кстати, ещё как он в транспорте ездит — это особая история! Купил один-единственный талон, прокомпостировал и таскает повсюду в кармане. Зайдет в троллейбус или в трамвай, встанет возле компостера и ждет, пока кто-нибудь не попросит пробить. Чужой, свеженький, прокомпостирует — и себе, а свой задроченный, с несхожими дырками, возвращает: «Будьте любезны!» Все: «Ой, спасибо, спасибо!» — кто же будет рассматривать? Так и ездил почти год, пока контролеры из трамвая не выкинули.
— А чего же выкинули-то? — Давясь от хохота спросил Виктор.
— А, махнул рукой Папа Карла. — От компостера отойти не успел. Там и накрыли, волки позорные!
… В этот счастливый для недавнего зэка Рогова день пили и гуляли ещё много и долго. И разошлись далеко за полночь.
Проводив последних гостей, Виктор небрежно завалился на старенький свой диван:
— Ну, здорово дружище… Давно не виделись.
Усталость и хмель застолья ломили тело, но сон отгоняла череда мыслей о прошлом и будущем. Очень хотелось Рогову в ту ночь, чтобы будущее его оказалось светлым и ласковым.
Незаметно, Виктор все же задремал.