«Куда сначала? — Не мог решиться он. — Ройтману, денег на билет занять? Или Карле домой?»
Виктор с дрожью представил себе, как всего через несколько мгновений придется успокаивать мать приятеля, его жену… Как придется врать в оправдание, уверять, что ошибка очень скоро выяснится и Янчика отпустят…
— Стоп! — Споткнулся на неожиданной мысли Рогов. — Стоять!
Он вспомнил сегодняшний разговор с участковым. Тот заикнулся про то, что милиция знает: был ещё кто-то в момент убийства на складе с Роговым… Но кто именно — неизвестно! Значит, про арест Карлы не сообщалось? Как же так? Откуда тогда капитан знает о происшествии на Лиговском? Откуда?
«Разбитая морда, разбитая машина…» Виктор остолбенел, пытаясь собрать воедино кусочки мозаики:
— Да что за ерунда!
Он решительно, будто бросаясь головой в омут, набрал по памяти телефонный номер.
— Алле-у? Я вас слушаю, — после нескольких длинных гудков отозвался знакомый с детства голос Карлиной мамы.
— Это Виктор. Рогов…
Он был готов к самому худшему, но последовавшей на представление реакции не ожидал.
— А, Витенька, здравствуй. Давненько, давненько не слышала… обрадовалась собеседница. — Тебе Янчика позвать?
— Да, — сглотнул слюну Рогов.
— Сейчас, он в ванной. Подожди минуточку, уже идет…
Виктор не верил своим ушам, просто стоял и ждал, тупо глядя перед собой. Наконец, в квартире приятеля вновь отозвались:
— Виктор, это ты?
— Да, я.
— Как дела, старик? Ты откуда звонишь?
— Скажи сначала, что у тебя. Выпустили?
Карла замялся:
— Такая чертовщина приключилась… Понимаешь, побежал я тогда на стройку, отлить. Помнишь? Только пристроился возле кучи кирпичей, а тут менты. Как снег на голову! Наверное, тоже насчет того, чтобы поссать зашли… Короче, обступили, суки, со всех сторон: нарушаете, пройдемте! Я сначала по хорошему хотел — они ни в какую. Сволочи… А я помню ведь, что ты ждешь. Попробовал скандалить, а они мне руки завернули — и в машину.
— Прямо, кино, — отозвался без особого доверия Рогов.
— Ну так! — Возбужденно заголосил толстяк. — До сих пор не верится: менты, наручники… И кого — меня! Представляешь?
— Ты в курсе, что Пиккельман мертв?
Несколько секунд в трубке царило гробовое молчание, только потрескивало и пощелкивало что-то в мембране. Затем Карла принялся тараторить:
— Господи, какая неприятность! Кто же его так, а? Как же? Почему? За что?
Рогов слушал, но все ещё не понимал.
— Ты ведь помнишь, Витек! Мы с ним аккуратно, вежливо… Я его и не трогал совсем, только припугнул, да ладошкой, легонько… Помнишь?
— Помню, — отозвался Рогов. — Все помню!
Озарение накатило внезапно, вдруг:
— Все помню, сука! И как ты у Пиккельмана на столе, случайно вроде, договор с моей подписью оставил, и как ключики от машины нашел, которые старик и в глаза не видел… И как я машину неизвестно чью отбирал — тоже помню!
— Да ты что, Витек? Ты чего? — Верещал на другом конце линии перепуганный Карла. — Ты думаешь — это я? Что я мог такое?
— Ну, падла! Я только не пойму, Ян — зачем? За что?
— Подожди, не кипятись! Я приеду сейчас и все обьясню. Ты где? Адрес назови, я приеду… Так же нельзя! Я приеду…
— Не надо, — ответил Рогов и положил на рычаг трубку.
Обернулся:
— Вот, такие дела.
За его спиной тихо плакала Даша…
Глава 3
«Вот такие дела».
Лента магнитофона продолжила свой бесконечный бег, равнодушно фиксируя каждый звук, доносящийся из квартиры.
«Ну, что ты? Ну? Что?»
«Ой, Витя! Витенька…»
Аппаратура была очень качественная, поэтому голоса практически не искажались.
Снова заговорил мужчина:
«Не плачь, не надо… Ну что ты?»
«Мне страшно, Витенька,» — всхлипнула женщина.
«Не бойся. Все в порядке… У него нет АОНа, Карла не знает, откуда я звонил».
«Какой Карла?»
«Не важно… Хочешь, я сейчас уйду?»
«Нет!» — Женщина почти выкрикнула это слово.
«Они тебя не тронут… Они даже не найдут тебя, Даша. Ты только не рассказывай никому, и все будет в порядке, ладно?»
«Не уходи. Не уходи сейчас, пожалуйста!»
«Даша… Даша, милая! Даша…»
Курьев хмыкнул и поправил наушники:
— Ну-ну! Говори, родимый.
Но в следующие несколько минут установленные в квартире наверху радиомикрофоны доносили только стоны, пыхтение, скрип пружин и ещё какие-то не слишком приличные звуки.
— Во, дают, а? — Сам у себя поинтересовался Курьев и привычно поторогал шрам на щеке: