В ночь на десятое января 1943 года мы передали свой участок пулеметно-артиллерийской бригаде и получили приказ сосредоточиться в районе завода «Красный Октябрь».
После одиннадцати недель непрерывных боев расстаемся с «Баррикадами», где каждая пядь земли полита кровью наших бойцов и командиров. Отстояв «Баррикады», мы готовимся к решительному удару по врагу.
Третья по счету немецкая дивизия, с которой мы ведем бой в Сталинграде, 71-я пехотная, входит в состав 11-го армейского корпуса 6-й армии Паулюса. Корпусом командует генерал Штреккер.
Мы наступаем с западной окраины завода «Красный Октябрь» в направлении улиц Центральная и Зарайская на высоту 107,5. За день продвинулись всего на сто пятьдесят метров. Но на этих метрах — минная полоса, прикрываемая огнем противника, большие здания. Гитлеровцы, засевшие в домах, не сдаются, и истреблять их приходится в ожесточенных кровопролитных схватках. На этих метрах мы потеряли ординарца Коноваленко Ивана Злыднева, двух связистов из знаменитого «Ролика», отважных командиров штурмовых групп лейтенантов Чулкова и Колосова.
Но во имя чего гибли немецкие солдаты?
В результате двух недель упорных боев, продвинувшись на полтора километра, мы вышли на рубеж Жмеринкой и Угольной улиц. За это время противник потерял только на нашем участке около трех тысяч солдат и офицеров. Потерял потому, что «верноподданный» фюрера, командир 11-го армейского корпуса Штреккер категорически приказал уже обреченным на плен солдатам сражаться «до последнего патрона».
В заключительной главе книги «Поход на Сталинград» Г. Дёрр пишет: «История до сих пор не предоставляла права ни одному полководцу жертвовать жизнью своих солдат, когда они уже не могут продолжать борьбу»[16].
Но куда точнее высказался на сей счет Иоахим Видер, офицер-разведчик из 6-й армии Паулюса. В отличие от генерала Г. Дёрра, Видер пережил трагедию разгрома армии Паулюса и с последней группой офицеров сдался в плен на участке, обороняемом частями корпуса Штреккера. Признание Видера представляет несомненный интерес: «На заключительном этапе сражения от нас требовали уже не осознанного выполнения долга, а слепого повиновения бессмысленным приказам. Мы были лишь винтиками в бездушной человеческой машине милитаризма, извратившего и выхолостившего само понятие честь»[17].
Прочитав подобное, диву даешься, как могут некоторые немецкие авторы (не говоря уж о Манштейне) сваливать всю вину за катастрофу, постигшую фашистскую армию у стен Сталинграда, только на Гитлера и его ближайшее окружение. Разве один Гитлер безумствовал в ставке, требуя, чтобы обреченная армия Паулюса сражалась «до последнего патрона», до последнего вздоха? И разве фельдмаршал Манштейн, которому подчинялся Паулюс, не поставил перед командующим 6-й армией совершенно определенную цель? «Ваша задача состоит в том, чтобы всемерно содействовать выполнению полученных вами приказов. За то, к чему это приведет, вы не несете никакой ответственности»[18].
Никакой ответственности перед своей совестью! Никакой ответственности перед немецким народом за десятки тысяч зря загубленных солдат! Это ли не одно из чудовищных преступлений фашистской военной верхушки, командовавшей окруженными у стен Сталинграда немецкими войсками!
…Советский разведчик Александр Пономарев, о котором я рассказал выше, сражался во имя торжества жизни. Он не случайно пытался растолковать пленному фельдфебелю, в чем состоит вина каждого немецкого солдата, вторгшегося на советскую землю.
Надо полагать, что фельдфебель извлек из сталинградской катастрофы куда более полезный урок, чем битый фельдмаршал Манштейн или погубивший свой корпус генерал-полковник Штреккер.
Возмездие свершилось…
В просторной землянке на командном пункте 62-й армии на широкой деревянной скамье сидят сдавшиеся в плен немецкие генералы — командир 4-го армейского корпуса генерал артиллерии Пфеффер, командир 51-го армейского корпуса генерал артиллерии фон Зейдлитц-Курцбах, командир 295-й пехотной дивизии генерал-майор Корфес, начальник штаба этой дивизии полковник Диссель, старшие офицеры…
Гляжу на них, будто сошедших со знакомой картины. Уж очень напоминают они тех французов, что плелись из Москвы по старой Смоленской дороге. Только на одном — наш добротный полушубок и валенки. Остальные очень смахивают на пономаревского «языка» — фельдфебеля.
— Что нас ждет? — спросил один из немецких генералов, заглядывая в глаза Василию Ивановичу Чуйкову.