Оглянувшись, Кесри увидел, что великан со своим неподъемным грузом уже в передовой цепи, и поманил его к себе.
— С этой минуты от меня ни шагу, — сказал он. — Самджхелу, усек?
— Джи, хавильдар-саиб.
Вслед за сипаями музыканты карабкались по склону, когда в воздухе засвистела шрапнель.
— Ложись, засранцы, мать вашу за ногу! — гаркнул Срамословец. — Хотите, чтоб вам яйца поотрывало?
Мальчишки вмиг распластались по земле. Раджу казалось, что язык его превратился в наждак, еще никогда в жизни так не хотелось пить. Дрожащими руками он схватил флягу и охнул: из-за неплотно заткнутой пробки вся вода вытекла.
— Ни капельки не осталось! — взвыл Раджу.
Лежавший рядом Дики уже осушил свою флягу. Он порывисто вскочил на ноги.
— Не ной, мля! Сейчас залью у водоноса.
Дики рванул с места, но через пару шагов вдруг замер, мгновенье постоял навытяжку, а затем медленно повалился набок.
— Дики! — вскрикнул Раджу. Он бросился к другу и схватил его за плечи: — Эй, ты чего?
Странно, распахнутые янтарные глаза Дики как будто смотрели мимо него.
— Что с тобой? — Раджу тряс друга. — Вставай, морда, вставай! Не время валять дурака!
Ответа не было. Раджу упал на неподвижное тело и обнял его.
— Пожалуйста, встань, Дики! Прошу, ответь, мля! Вставай!
Стрельба английских орудий шла крещендо, когда капитан Ми вернулся к своей роте и объявил: теперь атаку камеронианцев возглавит он.
Кесри видел, что командиру его неймется попасть в гущу боя; под огнем он держался с чрезмерной даже для него бесшабашностью, словно искал смерти.
— Поберегите себя, каптан-саиб.
Ми кивнул и под свист шрапнели зигзагами побежал обратно к скалистому выступу.
Лежа на каменистом склоне, Кесри слышал свое участившееся дыхание и чувствовал, как вспотели ладони, из которых едва не выскользнула Смуглая Бесс. Возникшая внутри пустота сперва удивила, а потом он понял, что это от страха сводит живот. Кесри зажмурился и ткнулся лицом в землю, чувствуя хрустящие на зубах песчинки.
Вдруг заныли старые раны, и тело превратилось в хранилище пережитых страданий. Однако ярче вспоминалась не жгучая боль от полученной в бою раны, но та сокрушительная мука на госпитальной койке, когда не можешь шевельнуться и делаешь под себя. Он не хотел вновь пройти через это, он не хотел умирать, да еще, как сейчас, неизвестно за что.
Рядом послышалось судорожное всхлипывание.
Кесри открыл глаза и увидел солдата, немногим моложе себя. Он вспомнил, что сипай этот, родом из горного района, отец целого выводка детей. О чем сейчас он думает? Вспоминает морозные вечера и тени от гор, окружавших его родную долину? Ясно, что он тоже охвачен страхом — вон, побелевшие губы, дрожащие руки, закатившиеся глаза. Еще немного, и он свернется калачиком, а потом, напрочь парализованный ужасом, не сможет встать по команде «В атаку». Кесри доложит о нем капитану Ми, и трибунал наверняка приговорит труса к расстрелу. Но вина хавильдара Кесри Сингха будет не меньше, ибо его работа, его долг и судьба — всеми силами защищать своих солдат от любых напастей и даже, если надо, от них самих.
Кесри сунул соседу локтем под ребра и выговорил, давясь словами:
— Уснул? Сейчас начнется!
И вот английская артиллерия смолкла, ружейная стрельба поутихла.
— Примкнуть штыки!
Шальная пуля взбила земляной фонтанчик перед лицом Кесри за миг до того, как он вскочил на ноги и, оскользнувшись на камнях, едва не упал, но выправился и, пригибаясь, тяжело (ну а как еще, если за спиной пятидесятифунтовый ранец, да в руках мушкет?) пошел вверх по склону. Не сбиваясь с шага, он втянул побольше воздуха в грудь и выкрикнул Хар Хар Махадев! Боевой клич, подхваченный солдатами, подтолкнул его дальше вперед.
Одолев двести ярдов, Кесри увидел, что камеронианцы залегли под плотным огнем китайских позиций с вершины холма. Он вскинул руку, направляя свою роту к видневшейся правее рощице. Расчет оправдался — китайцы оказались на линии огня. Через минуту сипаи были в боевой изготовке, их залпы принудили противника оставить позиции.
Кесри дал команду прекратить огонь и побежал к залегшим камеронианцам:
— Они ушли! Отступили!
Но собратья по оружию, похоже, не заметили короткой схватки в своем тылу. Кесри встретили хмурые взгляды и брань сержанта Орра: