— Чего им там понадобилось? — удивился Кесри.
Сипаи переглянулись, один кивнул на ворота:
— Ступай туда, сам увидишь.
Кесри прошел на территорию храма и, миновав анфиладу дворов и пропитанных благовониями вестибюлей, очутился перед открытой дверью, сквозь которую увидел офицеров и отделение сипаев на примыкавшем к пагоде кладбище. Подойдя ближе, он понял, что солдаты, исполняя приказ розовощекого лейтенанта, раскапывают могилу. Несколько могил уже были вскрыты, лейтенант в них заглядывал и что-то помечал в блокноте.
Неподалеку строй сипаев с ружьями наперевес сдерживал толпу местных жителей.
Учуяв запах тлена из недавних захоронений, Кесри содрогнулся от ужаса и омерзения. Разве можно тревожить прах умерших?! Поскорее уноси ноги, подсказал внутренний голос.
Зажав нос, Кесри развернулся к выходу и едва не налетел на капитана Ми. Взгляд капитана метнулся с Кесри на кладбище и обратно.
— Не подумай плохого, хавильдар, — сказал Ми. — Из могил ничего не берут. Лейтенант Хэдли, — он кивнул на офицера с блокнотом, — интересуется историей. Он изучает китайские обряды и обычаи, только и всего.
— Понятно, каптан-саиб.
— Давай-ка займись своим делом. — Взмахом руки капитан дал понять, что разговор окончен.
Когда отряд продолжил путь, вдали обозначились темные тучи с полосами дождя, однако то была не долгожданная буря, но лишь короткий ливень.
Впереди замаячило нечто похожее на крестьянское хозяйство: домишко и сараи вкруг мощеного двора с колодцем. На воротах не было таблички, извещающей об уже состоявшемся визите фуражиров, и отряд вполне мог приступить к выполнению поставленной задачи.
Не найдя хозяев, Кесри приказал обозникам наполнить колодезной водой бурдюки и кувшины. Он постучал в дверь раз, потом другой, но в лачуге никто не отозвался, хотя в щели ставен на окошке посверкивали глаза ее обитателей.
Кесри раздумывал, как быть дальше, и тут к нему подбежал обозник с известием, что в сарае обнаружены люди. Через двор Кесри прошел к амбару, где забились в угол два объятых ужасом китайца-батрака. Возле них стояли мешки с рисом и корзины с только что собранными бананами, зеленой фасолью и округлым гладким овощем, похожим на карелу, китайскую горькую тыкву, столь любимую сипаями.
При появлении Кесри батраки, одетые в изношенные рубахи и штаны, заскулили и, не вставая с корточек, стали раскачиваться с пятки на носок. Лица до полусмерти напуганных крестьян превратились в потешные маски ужаса.
Кесри предпринял вялую попытку жестами объяснить, что пришел за провизией. Однако дурно исполненная пантомима действия не возымела, ибо китайцы зажмурились, словно им явился жуткий призрак, на который взглянуть невозможно.
И что теперь? Кесри досадливо сплюнул.
Все это без толку: даже если батраки его поймут, они не вправе распоряжаться хозяйскими припасами. И потом, кто же добровольно расстанется с плодами тяжкого труда? Ни один крестьянин, будь то здесь или в родном Наянпуре, на это не согласится, если только речь не идет о спасении собственной шкуры, поскольку просьба незваных гостей подкреплена наставленным дулом ружья. Именно это сейчас и происходит — грабеж средь бела дня, иначе не скажешь. И надо же, чтоб все это выпало на долю простому хавильдару, и лишь по прихоти его командира! Пожалуй, лучшее, что можно сделать, так это поскорее отсюда убраться.
Кесри приказал обозникам взять пять мешков риса и две корзины овощей.
— Укройте парусиной, а то вдруг дождь, — сказал он.
Кесри вышел из амбара и оторопел, увидев возле ворот кучку людей в обычной одежде китайских крестьян — блузы, штаны, островерхие шляпы. Но поразило его не облачение незнакомцев, а то, что Маддоу разговаривал с одним из них.
— Эха ка хота, это еще что такое? — рявкнул Кесри, пересекая двор. Прежде чем он дошел до ворот, кучка растаяла, сделав погоню бессмысленной. — Ву лог каун рахлен, кто они такие? — Кесри грозно глянул на великана. — Ты их знаешь?
Лицо Маддоу ничуть не утратило всегдашней сонливости.
— Они матросы. Китайские ласкары. С одним я служил на корабле. Он был моим боцманом. Вот и все.
Кесри прожег его взглядом.
— Не врешь?
— Никак нет, хавильдар-саиб, могу поклясться.
Похоже, великан чего-то недоговаривал, но выяснять было некогда — уже накрапывал дождик.