— Хм, — буркнула Кэрри, поправив ярко-каштановые кудряшки и откинувшись на сиденье. — Предпочитаю Нью-Йорк: там мужчины более утонченные, а кроме того, не надо выслушивать нотации Эштона и отца.
Бетани воздержалась от замечания. Возможно, Кэрри нуждается в более внимательном присмотре: в Нью-Йорке хорошенькая женщина не раз оказывалась в затруднительном положении, встречаясь с мужчинами; но сейчас Бетани совсем не хотелось спорить с горничной — ее переполняло чувство восторга от встречи с домом, и никто не мог омрачить эту радость. Она еле дождалась, пока экипаж въедет на вымощенную дорожку; не обращая внимания на предостережения Кэрри, выпрыгнула из экипажа и, едва касаясь земли, придерживая пышные юбки, взбежала по широкому каменному крыльцу к двери, ведущей в фойе.
На нее пахнуло родным и знакомым запахом вербены, исходившим от полированного дерева, ароматом свежеиспеченного хлеба из домашней пекарни и, по-прежнему, помадой, которую мать применяла, сооружая абсурдно высокие прически…
Миссис Гастингс, экономка, поливавшая цветок у дверей в библиотеку, обернулась на звук открываемой двери.
— Мисс Бетани! — поправила она чепец и направилась к девушке, собираясь заключить ее в свои объятия. — Наконец-то ты дома! Ну, только посмотрите! Кто бы мог подумать, что из неуклюжего жеребенка вырастет такая красавица? Повернись, детка, дай рассмотреть тебя.
Улыбаясь, Бетани грациозно покружилась.
— Как я рада снова вас видеть, миссис Гастингс. Где все?
Улыбка погасла на лице экономки. Вытирая руки фартуком, она покраснела.
— В библиотеке, мисс. Но…
Не обращая внимания на обычное ворчание миссис Гастингс, Бетани бросилась к двери в библиотеку, где, похоже, разыгрывалась бурная сцена. Бетани помедлила, держась за полированную медную ручку. Громкий голос отца дрожал от гнева.
— …Подобное поведение не найдет сочувствия в моем доме! — возмущался Синклер Уинслоу. — Боже мой, Гарри, ты же англичанин! Слышишь меня? Я не позволю тебе вести эти предательские речи против нашего короля. Как ты мог связаться с этим сбродом из Лексингтон-Грина[1]? За это тебя мало пригвоздить к позорному столбу.
После приглушенных слов Гарри послышался звонкий удар пощечины. У Бетани замерло сердце, она крепко зажмурила глаза.
— На этот раз ты слишком далеко зашел, мой мальчик. Только посмотри на свою мать — она едва может поднять глаза от стыда: мало того, что ты связался с этой католичкой, так еще посмел привезти ее в родной дом и представить нашим гостям как равную. А теперь это… твое недовольство нашим королем, размахивание гнусными памфлетами Отиса[2]…
Бетани распахнула дверь и вошла в библиотеку, прижимая руки к груди и стараясь успокоить тяжело бьющееся сердце. На секунду ее взгляд задержался на портрете короля Георга III, висевшего над камином. Все сразу смолкли.
Ее мать Лилиан сидела в высоком кресле, сжимая в руке изящный платочек и осторожно прижимая его к напудренным щекам. Старший сын Вильям одной рукой успокаивающе похлопывал ее по плечу, а в другой держал бокал с ромом. Гарри и Синклер стояли друг против друга перед большим камином: отец — весь красный и злой, а сын — усмехающийся и непокорный. Щека Гарри ярко горела от полученной пощечины. Неожиданная тревога омрачила радость долгожданного приезда домой. Вильям, слегка подурневший и совсем не такой, каким его запомнила Бетани, казалось, первым пришел в себя. Он обошел кресло матери и, протянув руки, направился к Бетани. Она без улыбки приблизилась к брату, почувствовав от него запах рома. Затем девушка по очереди поцеловала родителей. Они сдержанно приветствовали дочь, еще не придя в себя после ссоры. Наконец она обернулась к брату-близнецу. С самого рождения их души были мистически связаны: они знали друг друга, как человек знает свое отражение в зеркале, — если Гарри испытывал боль, Бетани ощущала ее, как свою. Она заглянула в его глаза орехового цвета с золотистыми бликами, как и ее собственные, и прочитала в них тревогу, наполнившую ее сердце сочувствием.
— Что стряслось, Гарри? — тихо спросила она, беря его за руки.
— Прости, что омрачил твою радость возвращения домой, Бетани. Меня исключили из Род-Айлендского колледжа.
— Кроме всего прочего, — проворчал сердито Синклер, а Гарри тем временем с нескрываемой враждебностью взглянул на портрет над камином.
— Да, — со сдержанным вызовом ответил он. — Кроме всего прочего. — Гарри взял сестру за руку и повел к выходу. — Пойдем в сад, там мы сможем поговорить.
1
В Лексингтон-Грине 19 апреля 1775 года произошли первые сражения между британскими войсками и американскими колонистами.
2
Джеймс Отис — автор памфлета «Права британских колоний», один из лидеров освободительного движения в 60-70-е годы XVIII века.