Финли Пайпер не проявил особых эмоций, принимая пакет из рук Эштона и пряча его в складках широкого плаща, но волнение выдали светлые глаза, в которых сквозило явное удовлетворение; его сын, Чэпин, долговязый парень с прямыми волосами, устраивая под столом костлявые коленки, не стал сдерживаться — поднял кружку с пивом, улыбаясь:
— Хорошая работа. Твои соотечественники у тебя в долгу.
Эштон удивленно приподнял брови и придвинул к себе кружку с пивом.
— Мои соотечественники?
Финли, засунув толстый палец за воротничок, достал небольшой серебряный амулет на черной ленточке — эмблему «Дерева Свободы».
— Нам нужны такие люди, как ты, — заметил Финли, — чтобы сохранить это дерево живым.
— Ваше дерево нуждается в обрезке, — ответил Эштон. — Какие у тебя дела с мятежниками, Финли?
Финли и Чэпин переглянулись.
— Я член Комитета спасения. Мы занимаемся вопросами связи, саботажа и шпионажа. — Он похлопал себя по плащу. — А теперь вот это. Если мы не можем получить их открыто, то добываем тайно. — Финли испытующе посмотрел на Эштона. — Что побудило тебя помочь нам?
Эштон грустно улыбнулся.
— Если скажу, то не поверишь, поэтому ограничусь главным. Я испытал на себе, что такое английский военный суд, и, наверное, долго не забуду его.
Чэпин восторженно закивал головой и наклонился к Эштону:
— Значит, мы можем теперь на тебя надеяться?
Эштон некоторое время молчал, словно вспоминая, откуда знает отца и сына. Хорошие простые люди: Финли давно овдовел и напоминал ему отца; Чэпин, еще совсем молодой парень, жаждал активных действий. Финли заметил внимательный взгляд Эштона.
— Я и Чэпин занимаемся печатным делом. Давно уже сыты англичанами.
— Мы совсем не стремимся стать героями, — добавил Чэпин, совсем не похожий сейчас на долговязого подростка, каким казался на первый взгляд. Его глаза смотрели на Эштона серьезно и испытующе. — Готов отдать жизнь за дело свободы.
Смутная дрожь прошла по спине Эштона — многие патриоты произносили подобные слова на городских митингах в Брик-Маркете, а ведь еще несколько недель назад самым большим желанием Чэпина было привлечь внимание Кэрри Маркхэм.
— Ты еще слишком молод, чтобы выступать против английской армии, — заметил Эштон.
— Именно нам придется жить в мире, за который сейчас боремся. И поэтому мы сами должны создавать его.
Финли поднялся из-за стола.
— Как я понял, ты не будешь возражать против других поручений.
Эштон сжал кулаки.
— Но не стану никого убивать или причинять вред, каковы бы ни были причины.
— Понимаю тебя. — Финли наклонился к нему и приглушил голос: — Все это лето какой-то шпион постоянно выслеживает нас. Он очень хитрый и вряд ли служит в регулярной армии — слишком осторожен, чтобы быть обычным тори. Мне бы очень хотелось поговорить с тобой об этом дьяволе. Ты все еще работаешь на Синклера Уинслоу?
— Да. — Эштон чуть не поперхнулся. — И придется работать на него в течение следующих семи лет.
— Уинслоу предан Англии. Разводит лошадей, не так ли?
— Покупает их, а занимаюсь ими я.
Финли задумчиво потер пальцем подбородок. — Континентальной армии пригодились бы хорошие лошади.
— Они не принадлежат мне, и я не могу распоряжаться ими. Кроме того, эти лошади не приспособлены для участия в боях.
Эштон задержался в таверне и выпил еще пару кружек пива. Когда вышел из нее, надвигались сумерки.
По дороге домой он в мыслях снова вернулся к тому, о чем все время пытался забыть, — Бетани. Его жена. К привкусу несвежего пива во рту примешалась горечь: жизнерадостная и простодушная девчонка, которой доверился, как другу, осталась в прошлом; скрывая под открытым взглядом хитрость и коварство, которые трудно было даже представить, она беспечно отдала свою невинность Дориану Тэннеру и хитроумно воспользовалась им, спасая свою репутацию. Правда, с помощью ее предательства его шея спасена от виселицы. Но какова цена! Он надеялся, что у нее хватит благоразумия остаться сегодня в доме отца.