— Доставала воду из колодца, — ответила она с улыбкой.
— Ты?
— Да. Мои руки скоро привыкнут к работе.
К его изумлению, на них оказались еще и ссадины.
— А это что?
— Высекала огонь, растапливая плиту, — долго ничего не получалось.
Внутри у Эштона что-то дрогнуло, когда он представил, как Бетани занималась этой чисто мужской работой.
— Ты не сможешь быть счастливой в моем доме, — грубовато заметил он, проводя пальцем по сбитым рукам Бетани.
— Мое счастье не в том, где я живу, — возразила она. — Оно в твоих руках, Эштон. И зависит от нас, от того, как мы вдвоем сможем устроить свою жизнь.
Гнев снова охватил Эштона. — Разве мало ответственности ты уже возложила на меня? А теперь еще хочешь убедить, что в моей власти сделать тебя счастливой или несчастной. — Грустная улыбка коснулась его губ. — Скажи, миссис Маркхэм, что мне сделать, чтобы ты осталась довольной?
Ее щеки вспыхнули, густые ресницы прикрыли блеск глаз.
— Я счастлива, когда ты меня так называешь, — призналась Бетани, — а также, когда касаешься меня.
Гнев сразу покинул Эштона, когда она взглянула на него с нежной и грустной улыбкой. Он поднес ее руку к губам и принялся целовать каждый ее палец в отдельности, не забывая и волдыри, затем сжал их в кулак, будто собираясь сохранить поцелуи внутри.
— Мои прикосновения? — спросил он, наблюдая, как краснеют ее лицо и шея. — Ты просишь так мало.
— Это все, что мне надо.
Пламя охватило его, он уже не в силах был вести душещипательные разговоры или заниматься невинными любовными играми — его страсть требовала немедленного удовлетворения, но Эштон не торопился. По каким-то причинам, о которых он не желал задумываться, ему хотелось подготовить не только ее тело, но и душу. Эштон постарался сдержать страсть, которая бушевала в нем.
Он поднял ее на ноги и опустился перед ней, прижав лицо к бедрам и лаская внутреннюю сторону колен. Медленно поднявшись на ноги, он спустил с плеч ее ночную рубашку. Ткань скользнула вниз, обнажив грудь и задержавшись на талии. Он чуть отступил назад и задержал дыхание, изучая, словно художник, с восхищением рассматривающий работу первоклассного мастера, два совершенных по красоте возвышения розоватого оттенка. Она задрожала и закрыла грудь руками.
Эштон покачал головой.
— Ты дрожишь, словно девственница, — грубовато заметил он, отводя ее руки.
— Я… Я никогда…
— Неужели твой капитан никогда не смотрел на тебя? — сердито спросил Эштон.
— Конечно, нет!
Он приложил пальцы к ее губам.
— Не надо больше говорить о нем. Ты замечательная актриса, Бетани. Может быть, нам удастся притвориться, что у тебя это в первый раз. — Он прильнул к ее губам и пробормотал: — И это наш первый поцелуй…
— Но…
Его губы заставили ее замолчать, а его руки коснулись груди.
— Может, притворимся, что тебя никто не трогал? — продолжил он, и его рука исчезла под ее рубашкой. — И здесь тоже?
Когда он ласкал ее дрожавшее тело, то почти верил, что у нее он первый, — реакция на его ласки последовала такая удивительная и восторженная, что сама девушка казалась чистой и незапятнанной. К сожалению, это было не так. Боже, какому хотелось забыть, что в этом теле, доставлявшем ему неземное наслаждение, осталось доказательство первенства Тэннера!
Эштон поднялся на ноги, снял рубашку и бросил ее на пол. Он почувствовал на себе ее взгляд, смущенный и ласковый, из-под густых темно-золотистых ресниц, — их глаза встретились, и он увидел в ее взоре изумление.
— Ты ведешь себя так, словно никогда не видела обнаженного мужчины.
Бетани окинула взглядом его плечи, а затем грудь, покрытую каштановыми волосами.
— Действительно, не видела, — тихо произнесла она.
Эштон сбросил с себя остальную одежду. Или она очень искусно лжет, или Тэннер не знает, как нужно любить женщину. Бетани старалась смотреть только ему в лицо, когда он ложился рядом с ней.
— Ты можешь смотреть на меня, миссис Маркхэм. — У нее сжало горло. Она так сильно покраснела, что было заметно даже в темноте. — Ты говорила, что не будешь пугаться меня.
Она провела пальцами по шраму на левом боку. Ее прикосновение обожгло его жарче, чем пуля из мушкета, когда-то ранившая его. Ее рука поползла вверх, лаская места, оказавшиеся, к его удивлению, такими чувствительными.
Он обхватил руками ее за талию и снял с нее ночную рубашку, затем развязал ленточки панталон, проделывая это особенно медленно; его желание росло по мере того, как из-под тонкой ткани освобождалось ее тело.