– Если что, я в картах разбираюсь, – сказал Женя и направился к выходу. – У меня по географии твердая пятерка.
– Я учту.
Командир снова склонился над столом.
Глава 6
– Ну, Терехин, веди на кухню. Бить я тебя буду после, как поем вашу кашу.
Терехин настороженно посмотрел на Женю.
– Кухня прямо, иди и скажи, что командир послал взять пайку. – Терехин не желал с ним дальше идти.
Женя сидел на бревне и с удовольствием наворачивал перловку.
– Без масла на кирзуху похожа, – сказал он, облизывая ложку.
Пожилой повар строго посмотрел на незнакомца:
– С маслом будешь дома есть. И откуда ты взялся, такой умный? Говори спасибо командиру, что он добрый человек, я б тебе не дал даже ложку облизать.
– Вот поэтому я к нему сразу и зашел. А ты, видно, по натуре просто жмот.
Подошел Терехин и подсел рядом.
– А тебе чего? Морду свою принес для избиения? – спросил Женя. – Я уже поел, подставляй ее сюда.
– Да вот хотел пообщаться с тобой. Интересный ты человек. Где такие штаны отхватил?
– Что, нравятся? Такие штаны ты будешь носить лет через сорок, не раньше. Джинсы называются.
– Про тебя командир спрашивал: мол, где я тебя откопал.
– Ну, и что ты сказал?
– Ничего… Сам он разберется с тобой.
– Зовут как?
– Степан.
– Да не тебя, командира.
– Товарищ капитан, Егор Петрович Кузьминов. Мы пробираемся в Ленинград, защищать город, – выпалил солдат.
– И далеко этот Ленинград?
– Суток за двое доберемся. Приходится идти по ночам. Фашисты прохода не дают. Обложили город со всех сторон. Говорят, блокада. Вроде километров двадцать осталось, а нам их сразу не осилить.
– Во как! Блокада, говоришь?
– Да. Она началась еще в начале сентября. Гитлер хотел город сходу взять, но обломался. Сил там, в городе, не хватает, вот и идет со всех сторон подкрепление, чтобы его защитить.
Подошел еще один боец и спросил:
– Ты, что ли, Евгением будешь?
– Тебе-то какая разница?
– Да он это, он, – сказал Терехин.
– Иди, тебя командир зовет.
Женя медленно поднялся и направился к землянке.
– Скоро двинемся, товарищ командир? – спросил он еще с порога.
– Иди сюда. Ты грамотней меня, в картах, говоришь, хорошо разбираешься? Тут вот у меня только трофейная есть, все на немецком написано. Языками не владеешь?
Женя только сейчас хорошо разглядел лицо командира. Оно ему показалось настолько знакомо, что он машинально стал перебирать в своей памяти моменты, когда бы мог видеть этого человека.
– Сами же говорили, что из Ленинграда, – удивился Женя, – а дороги не знаете?
– Здесь все не по-нашему, – ответил Кузьминов. – Дорогу я знаю, а вот в обходных путях путаюсь. Если все по-русски, проще было бы. Может, где минные поля…
Женя перевел глаза на лежавшую на столе карту.
– На русском языке не было? – спросил он. – Я перевести эти каракули не смогу, – признался Женя. – А где та, что лежала раньше, когда меня привел этот ваш Терехин?
– Она школьная, в ней вообще ничего нет, – вздохнул командир. – Толку и от тебя, видно, никакого.
Женя взглянул на командира.
– Мне в город надо, – сказал он.
– Так надо до него еще добраться. Сам как сюда попал?
Женя пожал плечами.
– Случайно.
– Слушай, у меня когда-то в молодости тоже был друг, звали его Жан. – Начал припоминать командир. – Это было еще в революцию. Потом он со своими друзьями пропал навсегда. Они тоже появились, как мне тогда рассказывали, с какого-то другого времени. Такого же не бывает? – командир взглянул на молодого человека и прищурил глаза.
– Конечно, нет, – согласился Женя. – Сказки все.
Лицо Жени покраснело, и он стал медленно припоминать те давние события семнадцатого года.
– А вы не припомните подробности той встречи?
– Кое-что. Все было как-то странно. Был друг и исчез прямо на глазах.
Женя опустился на скамейку.
– У меня тоже друг был, Егор. На Васильевском жил. Отец его, кажется, учителем в школе работал. Я помню, он еще кадетом Зимний от большевиков защищал.
Кузьминов огляделся по сторонам.
– Кто это тебе такое сказал? – шепотом спросил командир.
– Я сам это знаю. Тогда еще его из-под обломков баррикады вытаскивал. А расстался с ним на Дворцовой.
Командир удивленно вскинул брови.
– Сколько тебе лет, парень?
– Мне скоро семнадцать.
– Я, значит, ошибся.
– Ничего ты, Егор, не ошибся. Это я и есть. Напрягай свою память, вспоминай.