— Пойдем с той стороны, у воды поищем, — предложил Сандро и потянул Андрея за рукав.
Они снова ушли, долго не появлялись, и я уже начал беспокоиться. Сняв рукавицу, посмотрел на часы. Было уже шесть часов вечера. Кислорода в баллонах могло хватить только на два часа. Правда, были еще запасные баллоны для людей, которых мы рассчитывали здесь найти. Для них мы взяли и костюмы и кислородные аппараты.
Недалеко от печной трубы, что еле-еле различалась в дыму, появилась вертикальная светящаяся линия. Боясь поверить смутной догадке, я побежал к сгоревшему зданию.
Так и есть: это горела антенная мачта. А что, если они пользовались именно этой антенной? Тогда они должны быть где-то близко...
«Так, разберемся, — старался я сохранить спокойствие.
— У каждой антенны есть снижение... Его-то и надо сейчас найти... Но разве найдешь провод в густом дыму?»
Мне ничего не оставалось делать, как позвать на помощь, и я, вовсе не думая о последствиях, снял маску и закричал:
— Скорее сюда! Ко мне!..
Едкий дым ворвался в горло. Я закашлялся, опять крикнул и чуть совсем не задохнулся.
Путаясь в шлангах и ремнях, сдерживая дыхание, я пытался снова надеть маску. Но это почему-то не получалось, стекла для глаз оказывались где-то на затылке, шланг, идущий от баллона, перекручивался... Хотел бежать к танку, но зацепился за какую-то проволоку и упал в горящие угли.
Последнее, что отпечаталось в моем сознании, — звон в ушах, как будто надо мной гудели сотни колоколов.
Очнулся я от приятного ощущения, что снова могу дышать. Надо мной склонилось лицо в маске. В стеклах ее отражался слабый огонек маленькой лампочки. Стояла какая-то странная тишина.
Я спросил:
— Андрей?
Маска покачала головой.
— Сандро? — Я приподнялся на локте.
Человек в маске снова отрицательно покачал головой и сказал:
— Полежите немного, не волнуйтесь.
Тут я должен заметить, что, разговаривая в масках, мы слышали друг друга плохо. И это не только в данном случае, а и за все время путешествия. Теперь я рассказываю об этом так, будто мы могли вести оживленную беседу, но тогда мы были менее многословны и больше объяснялись знаками.
Но все же мне припоминается, что голос незнакомца, который посоветовал мне не волноваться, я где-то слышал.
Я огляделся. Мы находились в бревенчатом помещении без окон, вероятно в подвале. В углах пряталась темнота, лампочка освещала рассохшиеся бочки, окованные жестью ящики. Среди них стоял черный, поблескнвающий никелем шкаф передатчика с двумя большими круглыми приборами, которые, как пустые глаза, слепо уставились на меня.
Голова кружилась. Наверно, я вдохнул много дыма, да и вообще от пережитых волнений состояние мое было прескверное. Именно поэтому я не могу достаточно подробно описать встречу с. профессором Черниховым, хотя, видимо, вы уже догадались, что тогда он был рядом со мной.
Высокий, плотный — на нем еле застегивался асбестовый комбинезон, — стоял он передо мной и о чем-то спрашивал.
— Кто вы? — поспешил я спросить.
Он наклонился ко мне совсем близко:
— Чернихов Николай Спиридонович. Возможно, слыхали?
Утвердительно кивнув головой, я снова огляделся. На профессоре такой же комбинезон, как и на мне. Значит, здесь были Андрей и Сандро. Но где же они сейчас? Где дочь Николая Спиридоновича?
Он перехватил мой взгляд.
— Не беспокойтесь, ваши друзья скоро вернутся. Они пошли за моей лаборанткой.
Николай Спиридонович отвернулся к выходу, завешенному серым, как дым, брезентом, который сливался с дымной мглой подвала.
Я помню, как на одной из лекций профессор с усмешкой доказывал, что люди уже вдоль и поперек исследовали каждый уголок земного шара, каждый материк, каждый остров в океанах. Человек побывал всюду: под водой, под землей, в воздухе, — а потому гораздо интереснее путешествовать в ионосфере, посылая туда радиолучи. Там столько еще загадочного, малоизученного!
Он надолго покинул столицу и, чтобы никто не мешал его путешествиям в заоблачных высотах, уединился на здешней ионосферной станции. На лето к нему приезжала дочь Валя, которая училась в радиоинституте, а тут проходила добровольную практику под руководством отца.
И вот все закончилось. Станция сгорела, удалось лишь спасти часть радиоаппаратуры. Об этом я узнал позже, а тогда был обеспокоен судьбой моих новых друзей и незнакомой девушки, которую до сих пор не нашли.
Но что меня особенно удивило — это поведение Николая Спиридоновича.
Он довольно долго молчал, наконец тряхнул плечами, будто сбрасывая невидимую тяжесть, и, наклонившись ко мне, спросил: