Но не единой техникой решается судьба каждого боя и операции в целом. Немаловажным фактором в борьбе авиации с противовоздушной обороной является тактика. Безусловно, мы были глубоко заинтересованы в изучении тактических приемов противника и очень внимательно фиксировали все особенности боевого применения немецко-фашистских ВВС при налетах не только на Москву, но и на другие пункты и объекты страны, скрупулезно анализировали полученные данные.
Следует иметь в виду, что войска противовоздушной обороны являются оборонительным видом Вооруженных Сил. По отношению к ним противник обладает тем преимуществом, что он диктует характер боевых действий: время, направление, интенсивность и силу воздушных налетов, применяемые при этом средства и тактические приемы. Войска ПВО вынуждены предугадывать цели и средства противника, быстро перестраиваться, чтобы противостоять новшествам, которые он может применить. Образно говоря, нападающая сторона пользуется преимуществом первого хода.
Однако только при слабом сопротивлении обороняющихся это преимущество приносит окончательную победу. История показала, что наша противовоздушная оборона не оставила в руках неприятеля инициативы. Даже в самые трудные для Москвы дни люфтваффе не смогли диктовать нам своей воли, по своему желанию выбирать цели и обрушивать на них бомбовые удары. С такой противовоздушной обороной немецко-фашистские ВВС не встречались нигде в Западной Европе.
Неприятельским летчикам за все время налетов на Москву удалось сбросить на город 1445 фугасных бомб (лишь девятую долю бомбового груза, который они рассчитывали обрушить на нашу столицу; остальные бомбы были сброшены вне пределов города). Надо учесть также, что из числа бомб, упавших на Москву, 108 не разорвались. Одна из фугасок, например, упала в районе Охотного ряда и своим весом (1000 кг) повредила тоннель метро. Другая тяжелая фугасная бомба, попав в здание издательства «Московский большевик», пробила несколько этажей, но также не разорвалась. За пределами город-
[200]
ской черты наши саперы обнаружили и обезвредили 164 неразорвавшиеся фугасные бомбы. Объяснить это никак нельзя лишь обычным техническим браком.
В авиационной промышленности Германии работало немало людей, жаждавших поражения фашизма в войне и предпринимавших меры для подрыва боевой мощи гитлеровской армии.
Во время одного из налетов вражеской авиации на Москву бомба упала во двор дома, где когда-то жил и создал свой знаменитый «Толковый словарь живого великорусского языка» Владимир Иванович Даль. Бомба не взорвалась. Саперы извлекли ее и обнаружили, что вместо взрывателя в ней был чешско-русский словарь.
В течение первого полугодия войны фашистская авиация много раз пыталась протаранить нашу противовоздушную оборону. При этом ее тактика была в основном прямолинейна и подчинялась девизу: «Во что бы то ни стало прорваться к Москве». Осенью 1941 года, когда линия фронта проходила в нескольких десятках километров от нашей столицы и противник мог использовать для поддержки бомбардировщиков свои истребители с прифронтовых аэродромов, тактика силового давления, возможно, и дала бы какие-нибудь результаты, будь перед ней менее сильная оборона. Однако и благоприятные условия не принесли 2-му воздушному флоту решающих успехов. Потеряли же немцы при налетах на Москву в первом полугодии войны 952 самолета. Чувствительный урон! Если учесть к тому же, что в основном это были бомбардировщики, экипажи которых состояли из четырех-пяти человек, то потери противника следует признать катастрофическими. Люфтваффе лишились в боях у стен Москвы цвета своих летных кадров.
Проиграв Московской противовоздушной обороне это сражение в воздухе, командование германских ВВС было вынуждено отказаться от тактики давления. Пришлось прибегнуть к методу «беспокоящих» налетов. Прекратить все попытки прорваться к Москве противник не мог: это выглядело бы как признание своего поражения и освобождало бы нас от необходимости держать на обороне Москвы большие силы и средства. Эти соображения командования немецких ВВС в основном определили действия вражеской авиации в нашей зоне после 1 января 1942 года.
[201]
В первые дни 1942 года противник предпринял четыре попытки прорваться к Москве. Но это были, прямо скажем, символические налеты. В общей сложности в них участвовало 13 самолетов. У гитлеровцев уже не было сил для решения этой задачи, так как их наземные войска, вынужденные отступать под ударами наших частей, постоянно требовали от авиаторов все возрастающей поддержки.
Последний из серии микроналетов на Москву был совершен 6 января. А потом последовал двухмесячный перерыв. Войска ПВО столицы получили длительную передышку. Но главное — могли спокойно трудиться москвичи.
В марте гитлеровцы возобновили попытки прорваться к городу. Они предприняли шесть ночных налетов. Правда, по числу участвовавших в них самолетов (105 бомбардировщиков) эти атаки вражеской авиации не шли ни в какое сравнение с теми, которые нам пришлось отражать летом и осенью 1941 года.
Потерпев фиаско в массированных налетах, немецкие летчики стали прибегать к различным хитроумным уловкам, чтобы обмануть бдительность защитников московского неба. К сожалению, иногда им удавалось добиваться некоторых успехов. Так, например, в ночь на 31 марта восемь одиночных бомбардировщиков противника, пристроившись к нашим самолетам, возвращавшимся с боевых заданий на подмосковные аэродромы, дошли до границ города, а потом пытались внезапно прорваться в его воздушное пространство. Однако их обнаружили и отогнали огнем зенитной артиллерии. Но все же одному из вражеских бомбардировщиков удалось проникнуть в пределы московского неба. Конечно, никакого существенного ущерба городу он не смог нанести, но факт оставался фактом.
Недостаток сил и боязнь вступать в прямое единоборство с противовоздушной обороной Москвы диктовали противнику и другой тактический прием, к которому он особенно охотно прибегал весной 1942 года. Это изматывание сил ПВО.
Одиночные вражеские самолеты или мелкие группы бомбардировщиков на большой высоте подходили к зоне огня зенитной артиллерии и старались как можно дольше держать в напряжении зенитчиков, прожектористов и истребителей. Затем они уходили, а на смену им приле-
[202]
тали новые самолеты. Вначале эта тактика приносила противнику успех: мы нервничали, расходовали понапрасну большое количество боеприпасов. Но вскоре все стали спокойнее относиться к маневрам врага, не теряя, однако, бдительности.
Неприятельские бомбардировщики прибегали и к такой тактической уловке. Два эшелона самолетов летели на различных высотах. Та группа, что шла ниже, имитировала намерение прорваться к городу сквозь стену заградительного огня, а в это время бомбардировщики верхнего яруса, пользуясь тем, что шум их моторов не был слышен, пытались миновать огневой заслон.
Несколько раз мы фиксировали и такой прием: самолеты противника на большой высоте проходили линию фронта и, приблизившись к зоне огня зенитной артиллерии, выключали моторы. Они планировали на город и внезапно сбрасывали бомбы, а потом пытались на форсированном режиме снова набрать высоту и выйти из зоны огня.
Но все эти ухищрения, хотя и позволяли гитлеровцам добиваться отдельных, частных успехов, все же не дали им возможности существенно повлиять на ход боевых действий под Москвой, добиться решения своих задач.
Нужно сказать, что в целом вражеская авиация действовала шаблонно. И в этом одна из причин того, что она не сумела использовать всех преимуществ, которые немецкие летчики получили, базируясь на прифронтовых аэродромах, в непосредственной близости от Москвы. Думается, что в этом сказались не только отсутствие инициативы у командиров эскадрилий, но и серьезные просчеты высшего немецко-фашистского командования в планировании воздушных операций.
Мы всегда достаточно точно могли предугадать, как будут развиваться боевые действия вражеской авиации при том или ином налете. Уж если, например, противник избрал объектом атаки Москву, то можно было не сомневаться, что все самолеты в ходе этой операции пойдут почти одним и тем же маршрутом к заранее избранному пункту. Ни перенацеливания групп бомбардировщиков на другие объекты в ходе боя, ни сложных маневров, ни отвлекающих ударов обычно не было.