— Вы именно поэтому и пошли работать проводницей? — спрашиваю. — Чтобы от него сбежать?
Она поворачивается и смотрит на меня. Влажные карие глаза, прямо как блюдца. Рыжие волосы поблескивают в закатном свете, словно вскрытая золотая жила.
— Обними меня, — шепчет Джинни.
Я приобнимаю ее — и отталкиваю.
— Вы случайно не горм? — спрашиваю я.
Вид у нее рассерженный и обиженный.
— Что ты несешь?!
Таких хороших актрис не бывает. Я смеюсь и нежно ее обнимаю.
— Прости, — говорю.
Прижимать Джинни к себе очень приятно. Она девушка крупная. Есть что потрогать, да и она крепко обнимает меня в ответ. Волосы щекочут мне шею. Мы оба недавно плакали, поэтому щеки у нас прохладные и немного влажные.
Это не то чтобы любовные объятия. И не то чтобы дружеские. Где-то посередке. Занятное местечко.
— Кто за тобой гонится? — спрашивает она.
— Ты не поверишь.
— Честное слово, поверю!
— Я жил себе в маленьком городке, никого не трогал…
— Ага, — вздыхает она.
— И тут пришли какие-то люди и убили моего отца.
Она ахает:
— Боже мой!
— Он велел мне бежать. С тех пор меня преследуют какие-то странные существа. Они похожи на гигантских нетопырей. Потом еще одна девица пригласила меня к себе, а оказалось, что она горм. Мы с этим псом сбежали из ее дома, только это не просто пес. Мы с ним общаемся телепатически. А самое странное, что я совершенно не понимаю, почему он мне помогает, но по всему получается, что я будто бы самая важная фигура в какой-то широкомасштабной тайной войне.
Джинни дрожит. Я крепче прижимаю ее к себе. Ей страшно? Неужели я ее так напугал своим рассказом? Нет, она хихикает. Старается сдержаться, но вся так и трясется от хохота.
— Ладно тебе, умник, — выдыхает она наконец. — Не надо рассказывать мне, кто за тобой гонится. Это не мое дело.
Что ж, она мне не верит, и я ее понимаю. Но я решил воспользоваться такой переменой в ее настроении.
— Джинни, а зачем ты приходила ко мне в купе?
Она перестает смеяться.
— Не важно. Все уладилось. Я со всем разобралась.
— Джинни, расскажи, пожалуйста. Мне нужно это знать.
Джинни молчит. Потом говорит:
— Про тебя спрашивали.
— Что спрашивали?
Джинни чувствует, как я напрягся.
— Кто спрашивал? — напираю я.
Она отстраняется. Изучает мое лицо. Видит, что я этого так не оставлю.
— Звонили из нью-йоркской службы безопасности. Говорили с нашим старшим проводником. Хотели знать, нет ли в поезде слепого пассажира. И собаки-поводыря. Старший проводник расспросил нас всех, у кого кто в вагоне едет. Я тебя прикрыла.
— Зачем?
Она кивает.
— Я же тебе говорила — за мной тоже гонялись. Я поняла, что на самом деле ты не слепой, поэтому вроде как и не соврала. Наверняка обзвонили все поезда, которые отошли от Пенсильванского вокзала. Я слышала, как наш проводник говорил, что все проверил и в поезде слепых нет. А ведь так и есть, правда?
— Правда. Спасибо тебе, Джинни. Я у тебя в долгу.
Джинни поднимается. Отворачивается от меня. В горле у нее булькает. Как бы то ни было, а ее что-то мучает.
— Ничего ты мне не должен, — тихо говорит она.
— Должен. Может, ты мне жизнь спасла. И при этом меня совсем не знала. Просто потому, что ты хороший человек.
Она отворачивается к окну и делает вид, будто смотрится в него, как в зеркало, чтобы поправить форму.
— Ладно, мне надо работать.
Странно. Я думал, я ей понравился. Она меня спасла. А теперь даже смотреть на меня не хочет.
И тут я все понимаю. Нет же, дурак, она не может на тебя смотреть. Это не злость. И не сочувствие. Это вина! Она действительно хороший человек, и сейчас ей очень плохо, потому что она тебя предала.
Джинни направляется к двери.
— Ну, я пошла в вагон.
Я хватаю ее. Вталкиваю обратно в кладовую.
Джинни пытается завизжать.
Я зажимаю ей рот ладонью.
— Ты им сказала, что я в поезде. А потом тебе стало стыдно, что ты меня сдала. Поэтому ты и пришла — выяснить, что у меня за неприятности.
Убираю руку. Джинни отчаянно пытается отовраться:
— Нет, я бы ни за что…
— А может, и не так. Может, ты пришла присмотреть за мной. Это входило в условия сделки? Глаз не спускать с добычи? Говори правду. Сколько тебе пообещали?
— Они не… Я не… Мы ничего… — Джинни пытается отрицать сразу все и запутывается. Тогда она пытается поставить мне подножку, но я оказываюсь проворнее. Она затевает впечатляющий вопль, но я перекрываю ей воздух.
Я гляжу ей в глаза. Она перепугана. Думает, я ее задушу. Душить ее я не собираюсь, но ей полезно так думать.