К сожалению, мне кажется, что ты в кои-то веки прав. Четырнадцать минут. Сейчас или никогда.
Никогда. Если мы спрыгнем на такой скорости, то разобьемся.
Если не спрыгнем, нас убьют.
Попробуем сбежать на вокзале.
Ты не понимаешь, с кем имеешь дело.
Потому что ты ничего мне не рассказываешь.
Мальчик мой, я хочу сказать тебе одну вещь.
Ну?
Туннель.
Что? Где?
Псина шлепается на брюхо и пригибается.
ВОТ!
Я успеваю распластаться по крыше, как раз когда поезд исчезает в черной пасти туннеля. Зазор совсем небольшой. Ощущение такое, будто туннель решил подстричь меня наголо. Изо всех сил вжимаюсь в закопченную сталь. Уткнулся носом в холодный металл. В тесном пространстве грохот колес усиливается стократ. Как будто меня сожрала и переваривает чья-то темная голодная утроба.
Что-то мне это не нравится.
И мне тоже. У собак очень чувствительные уши.
Но вот туннель позади, и мы снова оказываемся на открытом воздухе и в относительной тишине лунного вечера.
Брр, какой был кошмар.
Из огня да в полымя, как говорите вы, люди.
То есть?
Филадельфия.
Город видно вдали. Очертания домов на фоне неба. Высотные здания мчатся навстречу.
Черноту прорезает золотая лента. Лунный свет на воде. Река. Прямо по дороге. Единственный шанс.
Собаки ведь умеют плавать, да?
Не просто умеют! Они одни из лучших пловцов, созданных природой. А как мы ныряем! Интересно, вода очень холодная?
На твоем месте, блохоловка, я бы думал об этом в последнюю очередь.
Поезд подъезжает к старому железнодорожному мосту, который прочен только на вид. Мы на крыше чувствуем, как мост мерно сотрясается. Темная вода поблескивает всего в тридцати футах внизу, но отсюда это расстояние кажется бездной. Въехали на мост. Уже на середине.
Я делаю три шага и спрыгиваю. Инерция поезда отбрасывает меня далеко вперед. ААААААА! Размахиваю руками. Пытаюсь полететь. Полное фиаско. Падаю в темноту.
Джиско падает рядом. Он тоже не в восторге. Собачий ужас. Визжит. ВААА! ВАААА! Не самый приятный звук.
Слушай, колтун, если мы тут пропадем, знай, что ты — самое приятное в моей жизни за последние два дня, что, конечно, немного…
Спасибо, старина. Взаимно.
Плюхаемся в воду. Не самая чистая река на свете. Зато, наверное, самая холодная. Удар о поверхность — словно прямой в челюсть. Почти что нокаут. Не успел оглянуться, как оказался глубоко-глубоко под поверхностью, и звезды превратились в далекие иголочные острия. Учтите, что иголки эти ледяные. Ледяная вода мгновенно меня отрезвляет. Вообще-то еще только конец октября. Почему же здесь холодно, как в Ледовитом океане?
Отчаянно барахтаюсь. Выныриваю. Отплевываюсь.
Выбрался, значит. А я уже думал, придется нырять и искать тебя на загаженном дне.
Спасибо за заботу, но я что-то не заметил, чтобы ты тут наматывал круги и высматривал меня. Кстати, ты где?
На берегу. Вода сегодня холодновата.
Гребу, пока не чувствую ногами дно. Выползаю на ил и гальку. Икаю, кашляю, давлюсь. Несколько раз вдыхаю ледяной воздух. Ощупываю себя. Руки-ноги шевелятся. Зубы вроде все на месте. Получилось!
Встаю. Дрожу. Нужно как можно скорее найти кров и пищу, не привлекая к себе внимания.
Согласен. Могу тебя порадовать. Впереди огни. Голоса. Какая-то компания. Может быть, пикник.
Отлично.
Должен тебя расстроить. Кто-то целится в нас из пистолета.
12
Все очень большое. Брюхо с хороший холодильник. Громадная косматая башка с неухоженной бородой. В руках дробовик, тоненький, будто зубочистка. Трубный голос командует:
— Ни с места!
Мы послушно застываем. Буквально. Пытаюсь стоять смирно, но все равно трясусь на холодном ветру в мокрой одежде.
Дробовик нацелен мне в нос.
— Чего это ты тут шастаешь? Сейчас мозги вышибу!
Нам повезло, Джиско. По-моему, он не из этих.
Да, но он все равно целится в нас из дробовика.
В меня. Что посоветуешь?
Успокой его. Широко известно, что неуравновешенные люди способны на спонтанное насилие.
— Ну что вы, — говорю я самым мирным голосом. — Мы не шастаем.
— А как ты, черт подери, сюда попал, а?
— Случайно. Мы прыгнули с поезда в реку.
Великан скалится:
— Ты, парень, мне баки не заливай.
— Это железнодорожный мост. Пощупайте мою одежду. Она мокрая, потому что я только что вылез из реки.
Кряжистые пальцы хватают мою рубашку. Глаза с подозрением осматривают мост, а потом ныряют вниз, к чернильно-черной реке. И снова смотрят на меня.
— А чего это ты прыгнул?
— Мы решили, что не хотим в Филадельфию, — объясняю я ему, дрожа. — Кстати, мне ужасно холодно.