Поручику от воспоминаний стало худо. Он повыше устроился на подушках и снова погрузился в размышления.
Жаль, что всё так неудачно получилось. Скит Филипп со товарищи выжег дотла, всех единоверцев погубил, но казной не завладел, поживиться добычей не удалось. Сгинул сам и товарищей в могилу увёл.
После сожжения скита объявился в городе оставшийся в живых скитник, ключник Изот. Ходя везде и всюду, допытывался, есть ли в округе барин по имени Отроков и когда совсем вплотную приблизился в своих поисках к Олантьеву, тот со своими людьми сделал так, что скитника обвинили в убийстве мещанина и был он отправлен в Сибирь на каторжные работы.
Через год, по лету, поручик послал вторую экспедицию из верных ему людей, дюжину отборных молодцов, кто служил ему верой и правдой, в сгоревший скит. Снабдил всем необходимым, сказал, в каком месте копать. Через месяц вернулся один, кто кашу варил и остался поэтому в живых. Всех остальных завалил обрушившийся свод. Не стало ни клада, ни людей.
Так что казна осталась в подземелье, на месте, и ждёт, когда её кто-то возьмёт. Теперь никого, кроме него нет, кто бы знал о её существовании. Хотя… скитник Изот вернулся из Сибири. Это он приходил на Масленицу. Поручик узнал его…
Дни барина сочтены. Нет ни воли, ни желания, ни сил брать мурманское золото. Но и чтобы досталось оно кому-то не хотелось. Своё поместье, разорённое и трижды перезаложенное, он завещал племяннику из Санкт-Петербурга, которого почти не знал. Но все-таки родная кровь. Он вспомнил, как однажды приехал к сестре просить денег, для него наступили беспросветные дни — кредиторы замучили, долг был очень велик и одному ему с ним бы не справиться. Тогда и подумал о сестре.
Софья не благоволила к старшему брату, считая его пьяницей и пропащим человеком. Когда был жив шурин, он часто выручал поручика, давая ему взаймы, правда, всегда без отдачи, за что ему со стороны Олантьева низкий поклон и пожелания царства небесного. Сестра денег тогда не дала. Как он её не упрашивал — ничего не помогало.
— Я несметно богат, — вскричал тогда раздосадованный поручик. — У меня на миллион одного золота, — распалялся он. — Я всё верну сторицей. Только дай, сестра, мне долги отдать!
— За душой копейки нет, — сказала Софья, — а всё бахвалишься. Если есть миллион, зачем пришёл ко мне занимать?
Поручик уже хлебнул в ресторации шампанского и горячо стал убеждать сестру, что непременно вернёт ей деньги, которые она ему даст.
— Не проси, не получишь даже полушки, — отрезала Софья. — Землю продал, отцовское наследство проиграл в карты. Не дам ничего.
Племянник Сергей тогда пытался уговорить мать и это у него получилось — та сдалась, но дала брату не всю сумму.
Это вспомнил Олантьев, и запоздалое чувство благодарности к племяннику, который тогда помог ему, всколыхнуло его сердце.
Он взял колокольчик, стоявший на столике у изголовья, и позвонил. Вошёл лакей Мефодий, старый и лысый, с седыми длинными пушистыми бакенбардами, свисающими ниже подбородка.
— Чего-с барин изволит? — спросил он, подойдя к постели, шаркая ногами по полу.
— Чернил и бумаги.
— Сию минуту принесу, — ответил Мефодий.
— Да поскорей, — потребовал Олантьев, видя нерасторопность старого слуги.
Мефодий ушёл, но вскоре вернулся.
— Чернила высохли, барин, — сказал он, наклонив голову.
— Высохли, высохли! — вскричал поручик, приподнимаясь и ища трость, чем можно было запулить в Мефодия. — Посмотри в шкафу, там бутылка была непочатая, налей и принеси.
Тяжело отдуваясь, откинулся на подушку и стал смотреть, как Мефодий удаляется к двери на полусогнутых дрожащих ногах, бормоча что-то себе под нос.
Когда чернила и бумага были принесены, поручик сказал Мефодию:
— Подай подставку и убирайся прочь.
Лакей подал нечто наподобие маленького столика, на котором барин принимал пищу в постели, и тихо удалился.
Поручик расправил лист, обмакнул перо в чернила и витиевато вывел: «Милостивый государь, племянник мой Сергей Апполинарьевич!» Рука дрожала и буквы ложились неровно.
Писал он с полчаса, иногда задумываясь, чтобы подобрать нужные слова. Закончив писать, размашисто подписался, поставил дату и прилёг на подушку, тяжело дыша.
— Господи, помоги мне, — прошептал одними губами.
Положил письмо на столик у изголовья, дотянулся до нижнего ящика, выдвинул его и достал тёмный свиток. Развернул, прочитал тихо вслух, покачал головой. Не хотелось умирать вот так, не доведя дело до конца, оставляя зарытые сокровища на произвол судьбы. Но что поделаешь. Видно, не судьба.