— А где люди?
Изот склонил голову и тяжело вздохнул:
— А погорели все.
— Так уж и все?
— Все. Один я остался.
— А ты кто?
— Скитник. Такой же, как и погоревшие.
Одноглазый обвёл взглядом окружающее пространство. Сгоревший скит представлял печальное зрелище: остовы печей, торчащие концы чёрных бревен, угли и серая зола.
— А ты не видел тут кого со стороны? — снова спросил атаман.
— Мы чужих не пускаем.
— Знаем мы ваши порядки, — снова хихикнул Колесо, но осекся под тяжелым взглядом вожака.
— А вы кто, добрые люди? — в свою очередь спросил Изот, обводя глазами разбойников. — И как вы попали в такую глухомань? Сюда и ворон костей не занашивал.
— Ворон не занашивал, а мы сами пришли, — осклабился Колесо.
Одноглазый усмехнулся, и, не обращая внимания на слова своего товарища, сказал:
— По своим делам шли, да заблудились. Портные мы. — Единственный зрячий глаз детины закатился к переносице.
«Он еще и косит», — подумал Изот.
У него не было страха перед разбойниками. Да и лютая ненависть отхлынула от сердца. Больше всего ему хотелось, чтобы они поскорее убрались подобру поздорову.
— Портные мы, — захохотал Колесо, повторяя слова атамана. — Игла дубовая, а нить вязовая. Слыхал о таких, кто не сеет и не пашет, а пропитание имеет. — Он приблизил глаза к лицу Изота.
Изот чуть было не пнул разбойника. Из всех троих он ему показался самым паскуднейшим. То ли он был полудурком, то ли очень взбалмошным и невоздержанным.
— В вашем скиту, — продолжал Одноглазый, — был у меня знакомец один, частенько с ним засиживались в придорожном трактире. Он хоть и вашего брата, но на стороне не прочь был и выпить, и посудачить, и к женщинам тягу имел. Звали его Филиппом. Ты ненароком не знаешь такого?
— У нас не один Филипп был, — усмехнулся Изот, поняв, куда клонит разбойник. — Филипп Лузов, Филипп кадушник, Филипп Косой… О каком Филиппе речь ведёшь?
— О том, кто Косым прозывается.
— Был такой.
— Почему был? — переспросил Одноглазый и пытливо воззрился на ключника, словно пытался прочитать его мысли.
— Так сгорели все, — как можно простодушнее ответил Изот, стараясь не выдать себя, так как говорил неправду. — Ни единой живой души не осталось. Одному мне суждено дожить до этого дня… Вишь, что от скита осталось, — он обвел рукой безжизненное пространство. На глаза непроизвольно навернулись слезы. Он смахнул их рукавом. — Одни головешки да зола…
— Что с ним балясы точить, — ввязался в разговор Колесо. — Пусть сказывает, где у них казна. А то мелет Емеля, будто его неделя.
— Постой, — детина легонько толкнул Колесо концом дубины. — Не лезь поперёк меня. — И снова обратился к Изоту. — Не врёшь, что один остался?
— А какой резон мне врать!
— А что здесь делаешь?
— А куда мне идти? Да и покойников надо похоронить по христианскому обычаю.
— Может, в лесу ещё кто хоронится?
— Некому хорониться… Все здесь лежат. А кого я отыскал, те на погосте.
— Воля твоя на твоё слово, — сверкнул бельмом предводитель шайки. — Мы тебя отпустим на все четыре стороны, — продолжал он, — если ты укажешь, где хранится ваша казна.
— О чём ты говоришь! — поднял на него глаза Изот. — Какая казна?
— Знаю о казне вашей всё, — насупился Одноглазый. — Так что хвостом не верти, а сказывай…
— Мы люди малые, страдаем за веру отцову, где нам казну иметь.
— Не лукавь, человек. Есть у вас казна, и немалая. В ней и золото, и серебро, и жемчуга разные. Мне знакомец мой, ваш брат скитник Филипп сказывал. Так чего тебе отпираться?!
— Если Филипп сказывал, спроси у него, где казна та.
— А ну говори, если атаман спрашивает, — толкнул Изота в грудь Колесо. — Говори, где золото зарыто? Ещё фордыбачится здесь.
— Да какое у нас золото! Мы люди нищие, живём своим трудом. Что добудем, то и наше. Земля — она и поит, и кормит. Да вот огонь все труды и старых и малых пожёг…
— И поделом вам! — воскликнул Колесо. Его злые глаза, словно пиявки, впивались в Изота.
— Скажи по-доброму, где ваша казна, — вновь заговорил Одноглазый, — и мы тебя отпустим по здорову.
— Не знаю. Может, и был у кого крестик золотой или колечко какое с камешком, но всё огонь унес.
— Что с ним цацкаться, — визгливо заорал Колесо. — Поджарить его. Быстро всё вспомнит. Не оставляй его так, Глаз. Он не зря здесь отирается. Сторожем он здесь поставлен. Стережёт золото. У-у, — он потряс кулаком перед лицом Изота. — Знаем мы вас, беспоповцев. Чую, атаман, что так оно и есть.