— Холостой, бабушка.
— Тогда иди! — напутствовала старушка. — Может, и сдаст. Чудно-ой он мужик, — протянула она. — С характером. Но ты не бойся — иди! Может, и пофартит.
Через минуту я стоял перед высоким забором из не строганного горбыля. За ним зеленел сад и возвышался облупленный фасад большого дома.
Калитка была заперта. Я позвякал щеколдой. Послышались шаги, проскрежетал засов, и дверка приоткрылась, но лишь настолько, чтобы можно было просунуть голову. Сначала я увидел глаза, настороженно уставившиеся на меня, затем лицо старого человека, в складках дряблой кожи, такое же шершавое, как тесины забора.
— Чего надо? — спросил недовольный голос.
— Мне бы хозяина, — оторопел я от неприветливых слов.
— Я хозяин. Чего надо? — снова повторил он.
— У вас не сдаётся комната?
Дверца приоткрылась пошире и передо мной появился мужчина высокого роста, одетый в какую-то смесь пижамы с халатом, в стоптанных грязных башмаках. В руке, перепачканной землёй, он держал тяпку.
— Комнат не сдаю, — ответил хозяин и, ощупав меня пристальным взглядом, как бы оценивая, спросил: — Командировочный
— Нет. Я направлен на завод после института…
— Один? С женой?
— Один, — ответил я.
Неприветливость хозяина не пришлась мне по душе и, избегая дальнейших вопросов, я повернулся, чтобы уйти.
— Погодь! — Хозяин внимательно оглядел меня, словно проверяя, правду ли я говорю.
Я задержался. Старик вскинул косматые брови, глаза блеснули, лицо оживилось.
— Значит, один. Это меняет дело. Есть у меня комната… Не хотел сдавать, ну да ладно. — Видя, что я молчу, спросил: — Иль раздумал? — и кольнул меня взглядом.
— Почему же раздумал… А сколько берёте? — задал я встречный вопрос.
— Пятнадцать рублей в месяц. — Старик произнёс эту фразу таким тоном, что я подумал — делает мне одолжение, назначая такую малую сумму.
Пока я прикидывал, стоит ли соглашаться, хозяин выжидательно молчал, не закрывая калитку, но и не распахивая.
Поразмыслив, я согласился.
— Деньги будешь платить вперёд, — поставил он условие. Я почувствовал, что старик недоверчив.
— Завод будет платить деньги, — сказал я ему.
— Завод — это фирма. Ладно, заходи, столкуемся. Посмотришь комнату.
Калитка за мной захлопнулась с таким же звоном, с каким запирались старинные сундуки, набитые добром.
Походка у Родионыча была своеобразная. В молодости он был, вероятно, высоченного роста, но годы согнули спину. Руки, длинные и жилистые, были непомерно велики, как у обезьяны, и ходил он, колеблясь всем телом, при этом голова наклонялась то вперёд, то назад, как у лошади, везущей тяжёлый груз. Лицо было поразительно: запавшие, блестевшие глаза, колючие, как ежи, брови и морщины, глубокие борозды морщин на всём лице.
Узким коридорчиком мы прошли в небольшую комнатку с единственным окном. В кои-то веки она была оклеена обоями, но теперь они выцвели, выгорели, сохранив в первозданной свежести лишь масляные пятна — следы прежних жильцов. На окне в вазе с отбитым краем, торчал пучок засохших прошлогодних цветов. Мебели не было, за исключением фанерной тумбочки и узкой солдатской кровати.
— Вот тут и живи. Что надо завод доставит. — Он имел в виду недостающую мебель.
Я не заметил, как в комнату вошла женщина, очевидно, жена хозяина с обветренным, тёмным ещё не старым лицом. Поверх ситцевого платья был надет жёсткий клеёнчатый фартук. В руке был обрывок бечёвки.
— Что, Родионыч, новый постоялец? — спросила она. Голос был тихий и глухой.
Хозяин взглянул поверх неё, ничего не ответил, а спросил:
— Чего тебе надо?
Женщина замялась, потом, кинув взгляд на меня, нерешительно проговорила:
— Надо новую верёвку — корову водить. Старая-то узел на узле, да и перепрела вся.
Родионыч сдвинул брови, искоса взглянул на веревку:
— Что-то быстро она у тебя перепрела. Не следишь. И года не прошло, как её купил…
Женщина всплеснула руками:
— И-и-и. Стыда у тебя нет. Вспомни лучше. Ты забыл, когда и покупал-то её. Не следишь! — возмущённо продолжала она. — Что верёвка стальная что ли?! Уж век ей.
Родионыч проворчал недовольно себе под нос, что именно было непонятно, и вышел из комнаты. Через минуту вернулся, держа в руках кусок бечёвки.
— Вот держи! Свяжешь — прослужит ещё не один год.
Хозяйка растерянно взяла верёвку. Родионыч же объяснил — ни ей ни мне, а больше, вероятно, себе:
— Не буду же я из-за двух метров покупать целый моток. Это денег стоит. Иди, — махнул он рукой в сторону жены и отвернулся, давая понять, что разговор закончен.