Проработала она в котельной пять лет. В короткое свободное время. в перекурах, брала у сварщиков газовую горелку или держатель электрода и пыталась сваривать железки… Начинала с баловства, а освоила профессию газоэлектросварщицы и ушла в ремонтно-механический цех. С щитком на голове, в брезентовой широкой негнущейся робе Гром-молнию не отличали от мужиков.
— Эй, парень, дай прикурить! — стукали её по плечу.
Она откидывала щиток.
— Фу ты! Обманулся!
Ни слова не говоря, Гром-молния чиркала электродом по железу и протягивала раскалённый кончик к лицу просившего.
— Прикуривай!
Всё это время она ждала Петю. Но он не возвращался. Она писала письма, куда только могла, чтобы отыскать след мужа, но отовсюду получала неутешительные ответы.
Тетя Нюша, видно, простила сноху, потому что в последние годы перед смертью стала ходить на часок-другой к ней, и вдвоём они белугой ревмя-ревели, вспоминая Петра. Может, простила, а может, было нужно сердцу напомнить о сыне и ходила к снохе — ближе Петра у них обеих никлого не было. Как-то принесла патефон, сказала:
— Возьми… Петин.
Катька помнила этот патефон в серовато-голубом футляре, Она часто с Петром в выходные дни заводили его и слушали пластинки.
Патефон был исправен. Вечерами она иногда заводила его, ставя одну пластинку. Закрыв глаза, слушала:
На закате ходит парень возле дома моего.
Поморгает мне глазами и не скажет ничего
Однажды зашёл Ефремыч, протянул газету:
— Прочитай! — И ткнул пальцем в заметку. — Весточка для тебя…
У Катьки ёкнуло сердце, когда она прочитала заголовок: «Отзовитесь, родные Петра Сырцова!» Это было письмо юных следопытов, приславших его в районную газету о найденных останках советских воинов. Так Гром-молния узнала, где похоронен Пётр.
После этого, не раздумывая долго, поехала в Великие Луки. Оттуда на автобусе добралась до небольшой деревушки. Её встретили с почестями, как жену героя. Была она на открытии обелиска. Ей рассказали, как обнаружили могилу красноармейцев — стали копать траншею под новый коровник на краю деревни и нашли захоронение. Старожилы вспомнили, что там была братская могила. Были похоронены шестеро солдат. У троих сохранились документы, и полетели весточки на родину бойцов.
Гром-молния приехала, не приехала — еле приплелась в село, расстроенная. До этого она жила надеждой, пусть небольшой, — сама считала её несбыточной, — но она грела сердце, которое надеялось на чудо, хотя столько лет не было вестей…Теперь всё оборвалось. Чуда не случилось. И шла в магазин за водкой, и пила, и валилась на постель, и выла, и рвала на себе волосы, причитала и призывала кару на свою голову. Слезами мочила подушку, и шептала: «Петечка, прости меня!» а днём шла опять в магазин и брала очередную бутылку. Петечка стал являться к ней во сне. Видела она его молодого, на лугу, в ромашках. Он стоял, глядел на неё с укором и ничего не говорил. Она кричала ему: «Скажи хоть слово, не молчи!» и просыпалась.
Бабы, с кем она поддерживала связь, говорили ей:
— Сходи в церковь, помолись, исповедуйся! Легче будет.
Но и это не помогло, Петечка преследовал её.
Все эти годы боль утерянной, своей нескладно прожитой жизни, чувство вины перед Петром нестерпимо жгли её сердце, терзали душу. Она пила водку, но это облегчения не приносило. Скорее, наоборот, водка разъедала старые раны ещё больше, ещё глубже. В отдельные моменты она пыталась противостоять вошедшей в жизнь привычке, но минуты и дни осознания радости бытия проходили. И опять гнула её тоска. Она проклинала свою слабость и снова шла в магазин. Как вдове погибшего ей дали квартиру, но она не переехала в неё.
— Вот и жизнь прошла, — шептала Гром-молния, глядя на фотографию мужа, размазывая слёзы по щекам и маленькими глотками выпивая очередную стопку.
Сидела Гром-молния до рассвета. Когда забрезжило, погасила лампочку и отдёрнула занавески. Село просыпалось. Из туманной зыбкой пелены выступали очертания домов, деревьев, отодвигалась к лесу дорога.
Гром-молния оглядела стол, на котором стояли две пустые бутылки, вытащила из-под стекла мужнину фотографию, засунула за пазуху. Закрыла крышку патефона. Провела рукой — погладила шершавую поверхность футляра, словно смахивала последние воспоминания, вышла на крыльцо, приставила к двери палку, чтобы не открывалась.
— Иду, Петечка1 Иду к тебе! Холодно мне без тебя.
Пришла на мост через речку. Тёмная вода неслышно струилась между берегов. От неё поднимался лёгкий туман. Когда-то здесь они стояли с Петром. Слушали реку, соловьёв, вдыхали кружащий голову запах цветущей черемухи… Впереди была целая жизнь…