— Хороший лес, — сказал Изот, окидывая взглядом зелёное пространство.
— Лес что надо, — усмехнулся Маркел и остановил лошадь.
— Тпру, Малец! Разбежался. Передохни.
Изот тоже остановил саврасую, огляделся. Лесу здесь хватило бы на целую деревню. Высокие ели своими вершинами, казалось, подпирали затянутое дымкой морозное небо.
— Лес-то чей? — спросил Изот Маркела. — Барский или казённый?
— Казённый. Вплоть до болота, по берегу Язовки — это казённый. А дальше налево земли принадлежали помещику Олантьеву. Но он умер, а его сын или племянник, точно не знаю, продал угодья купчишкам, другим людям, которые с деньгами. Там порядку больше, чем у царя. Но своровать Боже упаси. Следят строго. Гриба без спросу не подберёшь. Сторожек наставили. А сюда государев глаз не заглядывает. Да по бездорожью в наши места не наездишься.
Он снова дёрнул вожжи. Малец, раздувая ноздри, резво помчался под уклон. Вскоре по левую руку Изот увидел в низине редкий осинник.
— Приехали, — провозгласил Маркел, натягивая вожжи и останавливая жеребца.
Антип проворно спрыгнул с саней, не забыв прихватить ружьё.
— Оставь ружьё-то, — крикнул ему Маркел, смеясь. — Не ружьё — топор надо брать.
— Успеется, — ответил Антип и хотел направиться в лес.
— Ты куда? — повысил голос Маркел. Улыбка сошла с лица. — Оставь ружьё, если по нужде. Хоть кол на голове теши, он всё за свое. Некогда нам прохлаждаться. День зимний короток.
Антип с недовольным видом положил ружьё в сани.
Изот отвел лошадей в сторону, бросил им сена и присоединился к остальным.
— Начнём? — спросил он.
— Начнём, — подтвердил Маркел, беря двуручную пилу. — Вот отселева валить будем, где пореже дерева. — И обратился к сыну: — Мы будем пилить, а ты сучки обрубай.
Антип с надутым видом взял топор.
По рыхлому снегу подошли к первой осине. Тонко пропела пила, задев за сухой сучок.
— Ну с Богом, — сказал Маркел и нагнулся к комлю, протянув Изоту другой конец пилы.
Острые зубья врезались в мягкую древесину. Потекли белые опилки, густо осыпая снег. В воздухе разлился запах свежести.
Когда осина упала, Антип застучал топором, обрубая толстые сучья. Пильщики валили деревья быстрее, чем Антип поспевал с обрубкой сучьев. Изот с Маркелом принялись помогать ему.
К полудню это место нельзя было узнать: тяжелые, пахнувшие сыростью брёвна лежали на белом снегу, умяв его, а вокруг чернели разбросанные мелкие ветки, остатки листьев и щепки.
Из сучьев сложили небольшой костерок. Благовонный дым нехотя расползался по лесу.
Маркел воткнул топор в поваленную осину:
— Будя, — сказал он. — На двое саней хватит. Садись обедать!
Антип принёс несколько охапок лапника, и они уселись на него вокруг костра. Маркел достал взятый из дому обед, разложил на тряпице. Из бутылки зубами вытащил деревянную пробку. Налил в прихваченную на кухне пузатую тёмного стекла чарку на короткой ножке.
— Вы непьющие, а я приголублю, — сказал он, обнимая пальцами гладкое стекло чарки и опрокидывая её в рот. Крякнув и вытерев усы ладонью, взял солёный огурец и, похрустывая, стал жевать.
Ели молча. Антип с насупленным видом, Изот степенно, мельник покряхтывая. Выпив ещё одну чарку, Маркел, в минуту обмякший, с красным лицом, спросил Изота:
— Вот ты, Изот, уже два месяца у меня работаешь, а никогда не сказывал о себе: кто ты, откуда. Что за жизнь привела тебя к нам?
— А никто меня не спрашивал, я и не говорил, — ответил Изот. — Я что — в родственники должен набиваться?
— А что же в тайности всё держишь?
— Никакой тайности у меня нету, — ответил Изот. — Какая тайность у мужика голодраного. А если не гнушаешься выслушать, скажу. — Он собрал с ладони крошки хлеба, положил в рот и продолжал: — Я из раскольников, как у вас говорят, из староверов. Жили мы в скиту, вёрст за сорок отсюда, за болотами. Почитай, обитали там не одну сотню лет, и все напасти за это время нас минули. Но беда все-таки приключилася — сгорел наш скит в одночасье со всем людом, живностью и добром. Один я остался в живых. А зима суровая выдалась: куда я один в лесу без пропитания, без крыши над головой — подался в странничество, побывал во многих местах, жил у братьев староверов, был батраком в Крыму, у татар, сторожил бахчи в Прикаспийских степях, кем только не был, а тянуло сюда, в родные места. Вот и вернулся… Так что тайности никакой нет.
Маркел выпил ещё чарку. Разомлел, щёки и нос покраснели.
— Нет беды хуже пожара, — сказал он. — Всё до чиста сожрёт, голым по миру пустит. — Он сокрушённо покачал головой. — По недосмотру пожар случился, али от детской шалости?