— Сгниёт, — ответил он на недоуменный взгляд напарника.
Поднявшись, попил воды из крана летнего водопровода, пополоскал во рту и выплюнул.
— Траншею надо сегодня закончить. Завтра будем бутить.
Борис тоже остатки обеда завернул в газету и бросил далеко к забору.
— Сгниёт, — сказал он по примеру Старикова.
Домой ехали на мотоцикле с зажжёной фарой. У хлебного магазина Борис ссадил шабашника и поехал к себе.
На другой день работу начали раньше.
Хозяин не подходил к ним. До обеда сидел в доме у раскрытого окна и когда ветер отдувал занавеску, Колодин видел склонённое над столом лицо.
— Деньги зарабатывает, чтобы нам отдать, — посмеялся Стариков. — Пускай работает. Всё равно больше меня в день не заработает. — Он самодовольно ухмыльнулся.
— Каждый своим делом занимается, — ответил Борис и посмотрел на Федьку — тот перемешивал в корыте цемент с песком. — Между прочим, умственная работа не легче физической. Думать головой сложнее, чем лопатой гарцевать.
— Ну да! Было бы сложней, не стали бы они в науку лезть. Ты мне мозги не вправляй.
Борис ничего не сказал «бугру», но отметил, что тот сказал «мозги», сделав ударение на первом слоге.
После обеда Сергей Платоныч вышел в сад и стал подвязывать кусты смородины и крыжовника.
— Возится, возится, а делов не видно, — проворчал Федька. — То ли дело у нас: положил два кирпича и уже заметно…
Они заложили гравий в траншею и стали бутить. Улучив минуту, когда хозяина не было поблизости, Федька из сарая принёс два мешка цемента. Один надорвал и стал ссыпать в ведро. Насыпав, пнул целый мешок ногой и сказал напарнику:
— Оттащи мешок вон туда, за кусты.
— Зачем? — не понял Колодин.
— Не спрашивай, а делай, что говорят.
— Зачем туда нести, когда он здесь нужен.
— Вот чудной! Потом продадим. Один дачник просил. Ему надо фундамент поправить.
— Так это ты перенёс в кусты три мешка? — спросил Борис, вспомнив, как утром обнаружил за оградой в кустах бузины и орешника мешки с цементом.
— Я. А что? За каждый мешок получим по пятёрке. Тебе, что деньги не нужны? — Федька прищурился и самодовольно улыбнулся.
— А хозяин?
— А что хозяин? Всё будет тип-топ. Он не заметит, твой Сергей Платоныч.
— У него фундамент развалится, мы ж одним песком бухаем.
Федька сузил глаза:
— Простоит. В земле не видать. Может, у него цемент дрянной. Он же не разбирается. В цветочках, бабочках, он может и разбирается, на то он и ботаник, волокёт, как бы я сказал, но в строительстве, ни-ни. Понял? Смотри! Сергей Платоныч? — врастяжку прокричал Стариков, зовя хозяина.
— Что случилось? — раздался голос Сергея Платоныча.
— Подите-ка на минутку. Дело есть.
Подошёл хозяин, вопросительно посмотрел на Старикова.
— Цементик у вас того, — сказал ему Федька, настырно глядя в глаза.
— Что — того? — не понял Сергей Платоныч.
— Да марка не та. Слабый. Может развалиться ваш фундамент.
— А мне сказали хороший.
— Вы в магазине брали?
— Да нет. Привезли. Пришли весной двое и спросили: «Цемент нужен?» — Я отвечаю: «Нужен». — Они и говорят: «Две бутылки три мешка». Я согласился. Привезли, не обманули…
— Значит, слева купили? — Федька насупился, сделав такой вид, словно сейчас поедет в милицию закладывать Сергея Платоныча.
— Значит слева, — упавшим голосом проговорил Сергей Платоныч, испуганно глядя на Старикова.
— Вот вам и слева. На вид он хороший. — Федька взял цемент в горсть, пропустил сквозь пальцы. Цемент падал в корыто тяжело, с глухим шумом. — А так дрянь. Наверно, марка не сортовая.
— А какую марку надо было брать? — поинтересовался хозяин. Он был явно обескуражен и стоял с растерянным видом.
— Ходовая пятьсот. Самый сорт.
— А я откуда знал?
— Со знающими людьми надо было посоветоваться.
Федька выпрямился, как бы говоря, с кем надо советоваться.
Хозяин совсем расстроился. С огорчённым видом присел на сложенный столбик из кирпичей.
— Что ж теперь делать? — Он вскинул глаза на Старикова.
— Делать? — Федька посуровел, с глубокомысленным видом почесал затылок, поправил съехавшую на лоб кепку, для серьёзности и убедительности помедлил: — Если песку поменьше класть… держать тогда лучше будет.
— Вот и делайте, — с облегчением промолвил Сергей Платоныч. — Вы специалисты, знаете…
— Но цементу тогда больше пойдёт, — проронил Федька, подавшись вперёд и чиркнув взглядом по лицу Колодина.
— Да чёрт, с ним, с цементом! — чуть ли не в сердцах воскликнул Сергей Платоныч. — Хватит. У меня в подвале ещё несколько мешков есть.
— Тогда никаких сомнений, — оживился Стариков. — Будь спок, хозяин.
Сергей Платоныч поднялся с кирпичей.
— Видал, — обратился к Борису Стариков, когда хозяин ушёл. — Тащи мешок в кусты. Пятёрку накину за работу.
Борис посмотрел на Старикова. Тот за него уже решил! Думает, что Борис из-за денег перед ним не устоит. Если взялся за левые, значит, пойдёт на поводу. Стоит фигура, думает, что он царь и Бог. Всё ему подвластно. Всё будет так, как он сказал. Тип-топ…
Борис засунул руки в карманы, привстал на цыпочки и, покачиваясь, тихо проговорил:
— Добавь десятку в день.
— Вот это суслик. — Федька сдвинул кепку на лоб. — Молод такие деньги зарабатывать.
Федька привык, чтобы его слушались. Если он видел, что идут поперёк его воли, он при помощи угроз, а то и побоев ставил взбунтовавшего на место. Особенно это случалось на Севере, куда он ездил с бригадой шабашников калымить на целый месяц, а то и на два. Он был бригадиром, «бугром». Ребята попадались разные — и хлюпики, и бывшие из мест не столь отдалённых, некоторые ершились, если что было не по их нраву, но Федька быстро восстанавливал порядок, хотя у кое-кого после этого крошились зубы. Он привык обращаться с напарниками таким же образом и здесь. Поэтому ему не понравилось, что его ослушался сосунок, салага. Мало, видать, ему дали! Как заклинило молодого. Учить надо таких!
— Значит, десятку захотел? — Федька приблизился к Колодину.
— Захотел, — прищуривштсь, ответил Колодин. Ответил и сам не понял, его куда-то несло не в ту сторону. Он не хотел перечить Федьке, но так выходило.
— А если не дам?
Борис хотел сказать, что не нужна ему десятка, пусть он подавится ею, а ответил совсем другое:
— Хозяину скажу, что ты у него цемент воруешь.
— Скажешь? — ощерился Федька и взял длинную жердь, приставленную к пристройке: — Изуродую как Бог черепаху!
В ином случае, Борис бы отпрянул в сторону, а тут придвинулся к Старикову:
— А ну-ка ударь! Ударь!
— Вот дуралей, — осклабился Федька, увидев вскользь, что к их разговору прислушивается хозяин. — Шуток не понимаешь.
Он взял лопату и запел:
Мальчишка беспризорный,
Парнишка удалой.
Весёлый и задорный
С вихрастой головой.
Хозяин снова склонился над кустом смородины, орудуя секатором.
Форсил татуировкою,
Нырял вразрез волны.
И рваною верёвкою
Подвязывал штаны.
Допев песню до конца, он поднял обломок кирпича и с силой швырнул в яму.
— А я не дам тебе четвертной, — сказал Колодину. — Не дам. Ни за что…
— И не давай. Нужны мне твои деньги.
— Утихни. Гарцуй цемент. Я сам мешок отнесу. Ты ничего не видел. Понял?
— Как же не видел, если видел…
Федька кинул лопату и выпрямился:
— Тогда знаешь: катись на все четыре стороны. Или работаешь, или…
Борис вытер руки о джинсы, подобрал с земли курточку и резко повернулся к Федьке.
— Счастливо оставаться! Приплюсуй и себе мой четвертной.
Он хлопнул калиткой. Федька слышал, как затарахтел мотор мотоцикла.
Поехал Колодин не прямой дорогой, а через речку. На лесной укатанной дороге было прохладно. По бокам росли громадные папоротники, обтянутые паутиной, а кусты бузины с цветущими пупонами источали приторный ни с чем не сравнимый аромат. Он выехал к реке, объехал высокий песчаный обрыв. Под колёса стелилась влажная ложбина. Вода в реке, зеленовато-тяжёлая вблизи от тени кустов и зеркально-ослепительная вдали, казалось, застыла. Веяло прохладой и сладковатым запахом свежескошенной осоки. Осока была разбросана по лужку, беловато-зелёная, и ветер, налетавший нежными тёплыми порывами, небрежно её шевелил.