Выбрать главу

Изот с благодарностью посмотрел на сердобольную соседку и закрыл ноги овчинным тулупом.

— Но, милая-а-а, — протяжно крикнул мужичок и дёрнул вожжи. Лошадка весело побежала по дороге.

Небо прояснивалось. Тяжёлые низкие облака отодвинулись за горизонт, и на небосклоне весело заискрилось солнце. И всё вокруг оживилось: и недальний оснеженный лес, и заметённые болотины с торчащими верхушками рогоза, кипрея и тонкими ветками ивняка, и сам большак, синевато поблескивавший накатанными местами в тени снежных заносов.

Изот глубоко вдыхал морозный воздух, привалясь спиной к задку саней, лёгкая истома уставшего человека клонила ко сну, на какой-то миг он проваливался в небытие, и всё окружающее проваливалось тоже, но в последнее время выработанная настороженность не покидала его, и он открывал глаза.

Мужичок оказался словоохотливым. Он, наверное, и подсадил Изота, чтобы за разговором скоротать медленно тянущееся время. Был он небольшого роста, худосочен, золотистого цвета борода начиналась почти у глаз, в армяке на вате, подпоясанным для тепла ремнём из сыромятины, в двупалых рукавицах, в которых он держал вожжи, ремённый кнут с кнутовищем из ореховой ветви лежал под ногами.

Ещё как только Изот садился в сани, он оглядел его придирчиво, отметив опрятную, но изношенную одежду, из осмотра можно было предположить, что когда-то этот человек жил в достатке, но в последнее время дела его покачнулись и как он не ухаживал за своим кафтаном, он донельзя пообносился.

Подстегнув лошадь, чтоб она резвее бежала, мужичок, оборачиваясь к Изоту, спросил:

— В город-то по делу или живёшь там?

— По делу, — ответил Изот. И чтобы не было больше расспросов добавил: — Погорелец я. Иду подзаработать немного, поправить свои дела.

— Вот оно что, — проговорил возница. — Я давеча отметил, думаю, мужик, видно в неприятность попал: одежонка хоть и чистая, а ветхая… Значит, угадал. Пожар — беда. — Он покачал головой. — Никого и ничего не щадит…

Он запнулся, не договорив до конца фразы, а потом продолжал:

— Горели мой батюшка с маманькой, царство им небесное, я-то ещё мальцом в те годы был. Ой, пережить такое!.. Огонь он ведь без глаз — не жалеет ни сирого, ни богатого… Страху тогда натерпелись…

Он вздохнул и дёрнул вожжами:

— Веселей беги, родимая, дорога укатиста да и воз не велик…

Они замолчали. Изот закрыл глаза, предаваясь вновь навалившейся дремоте..

— А я вот, — продолжал возница, — везу до дому свояченницу. Гостила она у нас на Рождество.

Возница ещё что-то говорил, но Изот утомлённый трудным переходом, устав от ночного бдения у костра, скоро перестал слышать голос, крепко заснув. Снилось ему, как он и старец Кирилл идут по болоту… Старец в белых одеждах, седой, с длинными редкими волосами. В не застёгнутый ворот рубахи виден шнурок с нательным крестом и оберег — «рыбий зуб». В руках посох, на который он опирается. Болото нескончаемо, куда не кинешь взгляд, везде унылое пространство: топкие места, заросшие редкой травой и чахлыми берёзками, трепещущими тонкой листвой, открытые водяные окна с коричневой торфяной водой, кажущиеся непомерной глубины. Изот с опаской идёт след в след за старцем и думает, как же он может найти правильную дорогу к скиту, где уже не был столько лет…

И вот они ступили на твёрдую землю, ещё немного и они обнимут своих друзей и знакомых. Но не возгласа, ни вскрика, ни лая собак, ни мычания коров — ничто не напоминает им о существовании жилья. Только в вершинах деревьев шумит свежий ветер, да вороны, напуганные появлением двух спутников, перелетают с ветки на ветку.

Куда же они пришли? Где скит, где люди? Лишь остовы печей с онемевшими закоптелыми трубами, лишь бурьян заполонил пространство, где был скит. Горький крик вырвался из груди Изота. Упало сердце…

— Эй, дядя, — толкнула его молодица, испуганно глядя в лицо скитника. — Приснилось чего-то?

Открыв глаза, Изот сначала не понял, где он, но, увидев испуганные глаза молодухи, которая склонилась над ним, понял, что то был сон.

— Приснилось, дядя? Сон нехороший? — опять спросила она.

— Приснилось, — ответил Изот, приходя в себя. — Сон страшный…

— Бывают такие сны, — говорила она, шевеля сочными губами, из-под которых блестели белые зубы. — Сердце так и захолонит, вот, кажется, вылетит из груди, и никак сразу не придёшь в себя. А надо сказать, чтоб ничего не случилось: куда ночь, туда сон. Скажи и ничего не исполнится.

— А мы почти в Ужах, — откликнулся и возница. — Считай, приехали.

Изот огляделся. Лошадь стояла на улице при вьезде в город.

— Эк ты заснул, — улыбнулся возница, поправляя кнутовищем съехавшую на лоб шапку. — Видать сильно притомился, бедолага. Где тебя ссадить-то?

— Где в Ужах можно найти ночлег? — спросил Изот.

— Это смотря по достатку, — ответил возница и ещё раз оценивающим взглядом окинул Изота. — Кто победнее, останавливаются в ночлежном доме мещанина Копылова Прокофия Евстигнеевича, кто побогаче предпочитают постоялый двор купца Мирошникова или двор на Съезжей Пестуна Дормидонта Фёдоровича. Ну а баре так те завсегда в меблированных комнатах, или нумерах… мадам Гороховой.

Молодуха, повернув румяное лицо в сторону и, как показалось Изоту, глядя куда-то вдаль, добавила:

— Пестун пользуется дурной славой. Говорят, занимается скупкой краденого…

— У него, сказывают, в услужении лихие люди, — добавил возница. — Может, это бабьи байки, — добавил он, покрутив головой по сторонам, как бы проверяя, не подслушивает ли кто. — Так тебя где ссадить? — повернув лицо к Изоту, снова спросил возница.

— Около церкви… Никольской. А там разберусь, где преклонить голову.

— У Никольской, так у Никольской. Нам по пути, — сказал возница. — Ну, милая, подбавь ходу, — натянул он вожжи, и лошадь потащила сани по узкой улице в рытвинах и снежных прикатанных заносах.

Свернув на прямоезжую улицу, лошадь резво побежала по накатанной дороге. По бокам потянулись добротные дома, в которых жили мещане или купцы, с глухими заборами, с крытыми воротами с калитками, с лавками перед окнами, засыпанными снегом. Справа за прудом, оснеженным, с двумя большими лунками, из которых горожане брали воду для пойла скотины или стирки белья, показалась колокольня, а за ней чуть пониже золотые маковки церкви.

— Вон твоя Никольская, — сказал мужичок, оборачиваясь к Изоту. — Где сойдёшь-то?

— А прямо здесь, — ответил Изот. — Пройдусь, разомну ноги.

— Ну бывай здоров, человече, — сказал мужичок.

— Благодарствую тебе, — поклонился ему Изот. — Дай бог удачи!

— Спасибо на добром слове, — ответил мужичок и спросил: — Семья-то есть?

— Нету.

Заметив, как у Изота дрогнул голос, мужичок вздохнул, сказав: «Ах ты, боже милостивый» и тронул лошадь.

Изот не пошёл к церкви, а свернул в переулок, который вёл в ложбину, к реке, где на берегу, в деревянном приземистом доме был ломбард. За пазухой скитника был небольшой золотой подсвечник для одной свечи, который он хотел заложить, потому что без денег в городе делать было нечего. Пощупав через подкладку кафтана на груди твёрдый предмет, он широко зашагал по дороге вниз к реке.

Глава вторая

На Съезжей

Выйдя из ломбарда и пересчитав деньги, которые дал ему за подсвечник хозяин заведения, Изот засунул их глубже в карман кафтана и стал подниматься в центр города по извилистой улице, по обеим сторонам которой в белых снежных кокошниках возвышались двухэтажные деревянные дома, опоясанные глухими высокими заборами.

Сегодня, когда возница упомянул в разговоре хозяина постоялого двора Пестуна, Изот отметил, что раньше слышал это имя. Но где и при каких обстоятельствах, вспомнить не мог. Всю дорогу к ломбарду он размышлял над этим, не по тому, что так ему хотелось, а непроизвольно это имя всплывало в мыслях, чем-то притягивая его и вызывая некоторую оторопь в душе. И уже поднявшись к центру города, подняв глаза от оскользнувшего узкого тротуара, он неожиданно впереди себя увидел со спины фигуру человека, которая заставила его невольно вздрогнуть и всколыхнуть в сознании недавние события. На человеке был длиннополый кафтан, видать не с его плеча, на ногах нечто напоминающие пимы, за спиной пустой вещевой мешок. Он опирался на суковатую длинную палку. Сердце Изота неровно забилось — идущий впереди человек, как две капли, был похож на Одноглазого. Оторопев, Изот непроизвольно замедлил шаг, но через секунду пришёл в себя и подумал, что ошибся: Одноглазый сгорел в сторожке. Неужто померещилось? Издали этот человек напоминал Одноглазого, очень был похож на разбойника, однако, отметил скитник, тот был широкоплеч и силен, а этот тощий, как жердь. Только догнав его, и заглянув в лицо, можно было сказать: ошибается Изот или нет. И скитник, не в силах унять трепещущего от волнения сердца, прибавил шагу.