— Успею.
Командор Сигурд Сваальсон, прозванный Кракозябром за изуродованную правую половину лица, опоздавших не терпел. Получив ранение во время последней войны при усмирении сепаратистов на Большом Шраме, он отказался от положенных по страховке услуг пластической хирургии. В мире и так слишком мало настоящих мужчин, говорил он, не хватало еще, чтобы и я уподобился гражданским хлюпикам.
В строй Денис успел вовремя — секунд за тридцать до команды «смирно». Кракозябр, в отутюженной парадной форме, словно и не ходил вместе с ними в рейд. Ни малейшего следа усталости, а ведь ему уже за пятьдесят — почти предельный срок в армейских рядах. Встав так, чтобы курсанты видели изуродованную половину лица, он гаркнул:
— Вольно! Поздравляю с успешно сданным экзаменом за первый курс, орлы!
Сотня глоток рявкнула, согнав нескольких птиц с ближайших деревьев:
— Служим Лиге!
— Вы в очередной раз показали дохлякам из внутренних войск, что именно Военно-космические силы были, есть и будут элитой Лиги!
Сваальсон понизил голос, добавив, правда, металлических ноток:
— Но не радуйтесь прежде времени, курсанты. Регулярное подразделение десанта обломало бы вам зубы, даже не вспотев. Я посмотрел записи боя: большинство из вас допустили ошибки, достойные выпускников хореографического училища! Я опечален, курсанты, опечален. А ведь от этого экзамена будет зависеть решение командования о вашей дальнейшей специализации. Помните, в десант попадут лишь самые достойные!
Денис похолодел. По итогам его тестов все висело на волоске. Высокие математические способности и пространственное воображение подходили для технических специальностей, а зоркий глаз и отличная реакция делали его великолепным кандидатом в десантники. А Денис с детства мечтал стать таким же, как и его отец, полковник десанта. И если его завернут из Рязанского десантного, останется лишь подать рапорт на увольнение. Служить в каких-нибудь танковых войсках, копаться в замызганных грязью моторах и лишь в мечтах смотреть на звезды, на это он не согласится никогда!
Кракозябр еще некоторое время распинался о высокой миссии военнослужащего Земной Лиги, о том, что именно им предстоит сохранять мир во всех тринадцати колониях, о воинских традициях, восходящих чуть ли не к Африканскому конфликту. Все это была обычная болтовня, главное Денис узнает не раньше, чем вернется из положенного отпуска — через месяц. И решение это будет окончательным, даже отец не сможет ничего выудить из недр комиссии, не говоря о том, чтобы хоть как-то повлиять на ее решение.
Расцветала весна, через разрывы облаков ощутимо пригревало солнце, и в городе практически не осталось снега. Даже по ночам лужи уже не покрывались коркой льда, а днем солнце и вовсе припекало. Разбухшие на деревьях почки готовились явить на свет первую нежную листву, и воздух казался необычайно пьянящим, обещающим скорое лето. И с каждым днем наряды гуляющих девушек являли все больше и больше открытого взорам тела.
Майкл Дюффек, глава физической лаборатории Вологодского технического университета, тридцати двух лет, семьянин с девятилетним стажем и отец двух очаровательных малышей, со вздохом сожаления проводил взглядом стройные ножки продефилировавшей мимо юной красотки. До назначенного времени оставалось всего двадцать минут, как раз хватит, чтобы допить заказанный капучино и не торопясь пересечь наискосок университетскую площадь.
Дюффек неторопливо прихлебывал обжигающий кофе, любуясь высокими шпилями университета Нового Кембриджа, выбранного в этом году местом заседания комиссии по грантам. Построенный более четырех веков назад, в конце двадцать второго столетия, Новый Кембридж считался одним из крупнейших университетов Земли. Тридцать тысяч студентов всевозможных специальностей из метрополии и колоний. Майкл читал, что предтеча Нового Кембриджа — Кембридж Старый, взорванный ядерным террористом-смертником в самом конце Африканского конфликта, был куда как меньше.
Неслышно для посторонних пиликнул, напоминая о времени, смонтированный в солнечных очках комп — пора. Осталась четверть часа до назначенного срока. Майкл одним махом допил оставшийся глоточек и, подтвердив подушечкой большого пальца оплату в два кредита, прошел сквозь тепловую завесу паркового кафе. Он любил вот такие маленькие, в полдюжины столиков, кафешки на свежем воздухе. Они давали ощущение истинного уюта и единения с природой. Нет ничего лучше, чем пропустить чашечку кофе, сидя под высоченными вязами, наслаждаясь тишиной и покоем. А это так важно сейчас, когда вот-вот решится судьба его научного исследования. Если лаборатория получит финансирование Лиги, то через пять, максимум через семь, лет его имя узнают за стенами родного университета. «Только бы дали! — мысленно взмолился Майкл. — Если откажут, все грозит затянуться на десятилетия…»