— Мы делаем все, что в наших силах, но возможности наши ограничены.
Второй вопрос, который задала Шольц Соларису, но ответа на который не получила, касался ангара Детей Эдема и их складского помещения. Садоводы, как предположила майор, заперлись там для проведения Субботнего ритуала, но она недоумевала, как это они могут так спокойно сидеть в своих убежищах после несомненно полученного ими известия о гибели более двух тысяч своих сподвижников под несколькими миллионами тонн воды. Несмотря на провозглашенную майором Ходжем «политику невмешательства», Шольц взяла это место под наблюдение, как визуальное, так и электронное. Если бы Садоводы проявили какую-либо нежелательную активность, она предприняла бы соответствующие действия.
Сержант Третевей притащил два пожарных рукава и свалил их к ногам майора.
— Майор, а вы не пострадали во время заварухи в посольстве? Я слыхал, вы были там, когда бомба…
— Я в порядке, — перебила его Рена. Потом, мотнув головой, рассмеялась. — Меня не задело по счастливой случайности. Мне противно говорить об этом, но Ходж спас мне жизнь. Как раз перед взрывом он отозвал меня из приемной и послал в другую часть здания, чтобы я проверила, все ли там нормально. К тому времени, как я вернулась, полковник Толедо исчез.
Она смазала «Квик-Бондом» резьбу горловины одного из шлангов и ввинтила его в муфту, встроенную в плексиглас.
— Все считают, что он шел на самоубийство, — сказал Третевей, — что он сделал это в пику своей бывшей жене.
— Не так-то все просто, — возразила Шольц. — Поверьте мне, не он сделал это. И не он взорвал плотину в Долине Ягуаров. Герильясы подтвердили это, когда привезли ребят… Промажьте «Квик-Бондом» все места соединений, чтобы не было никакой утечки воздуха.
— А ребята… с ними все хорошо? — спросил Третевей.
Шольц шлепнула ладошкой по своему «Сайдкику».
— Настолько хорошо, насколько можно было ожидать в сложившихся обстоятельствах. Они сейчас в машине скорой помощи, которую нам было приказано захоронить в бетоне, как только мы прибудем сюда.
— Эти проклятые герильясы…
— Вовсе не герильясы совершили диверсию. Они прибыли, чтобы помочь полковнику Толедо. Больше того, именно они спасли ребят и ту женщину — вирусолога. Похоже, кроме детей только она одна и уцелела.
— А что случилось с командой, которую послал майор Ходж?
— Там была стычка, — ответила Рена. — Герильясы отказались передать им детей. Дело кончилось бы плохо, если бы Гарри не воспользовался «Сайдкиком» и личным кодом полковника Толедо, чтобы связаться с шефом в Мехико. Соларис отозвал людей Ходжа и позволил герильясам привезти ребят сюда.
— Дерьмовая ситуация.
— Да уж, — согласилась Шольц. — Дерьмовая. Между прочим, сержант, насколько я понимаю, у вас есть личный интерес по отношению к этой девочке, Соне Бартлетт. Не слишком ли она молода для вас? Ей ведь всего шестнадцать.
Третевей пожал плечами.
— Она — гениальный… ребенок. Закончила школу в четырнадцать и водит самолет в шестнадцать. Я никогда не задумывался о ее возрасте и никогда… ну, ничего такого не позволял себе. Кроме того, когда мне исполнится сорок, ей будет тридцать четыре, и никто не усмотрит в этом ничего странного.
— Вижу, планы у вас долгосрочные.
— Я, может быть, и не гений, майор, но и не сопляк какой-нибудь. Впрочем, сдается мне, что Соня и этот паренек Толедо неразлучны. Как он, кстати?
— Его довольно основательно помяло, но ничего не сломано. Он еще не совсем пришел в себя после сильного транквилизатора. У Гарри достало ума прихватить блок с данными, которые Ред Бартлетт записал незадолго до своей смерти. Как только закончим оборудовать изоляторы, будем кумекать, что в нем содержится.
— А не проще ли прогнать эти данные через один из компьютеров в офисе?
— Никак нельзя, сержант. Медики не хотят, чтобы к нему кто-либо прикасался — риск заражения, помните? — а служба безопасности опасается, что данные могут скопировать.
Она потащила другой рукав к следующему изолятору, а Третевей последовал за ней, поддерживая шланг.
— Гарри — очень умный мальчик, — сказала Рена. — И он волнуется за своего отца…
Тут майор Шольц умолкла, борясь с вдруг нахлынувшими на нее собственными чувствами по отношению к полковнику Толедо, чувствами, которые до недавнего времени, до того, как разразился весь этот кошмар, она скрывала от всех, даже от самой себя.