Башмак отца Фри наткнулся на пустую бутылку. В тусклом свете, озарявшем кабину, священник разглядел этикетку на сосуде, из которого утолял жажду отец Умберто: минеральная вода «Эдем Спрингс»[3]. Сам отец Фри никогда ничего не пил в исповедальне — слишком рискованно для мочевого пузыря. А если бы и пил, то ни за что бы не воспользовался напитком «Эдем Спрингс», изготовленным на предприятиях «конкурирующей фирмы» — секты Детей Эдема. «Фирмы», которая играла по грязным, очень грязным правилам.
Отец Фри сделал глубокий вдох, медленно выдохнул воздух, коснулся своих четок и отодвинул в сторону черный деревянный барьерчик на уровне лица.
— Во имя Отца…
Отец Фри произнес вводную молитву своим самым бесстрастным голосом, который обычно приберегал для исповедующихся и для армейских дорожных контрольно-пропускных пунктов.
«Мескалин», — учуял он запах сквозь занавеску. От исповедующегося пахло также табаком и ладаном.
Парень изъяснялся по-испански с большим трудом, поэтому отец Фри перешел на кечуа.
— Говори, сын мой. Я — ухо Господне.
— Ну, святой отец, — нерешительно начал молодой человек, — я… я солгал своему брату…
Отец помолчал немного и, не дождавшись продолжения фразы, сказал:
— Итак, ты солгал своему брату. Что еще?
И снова тишина, в которой отец Фри почти физически ощутил, как напрягся молодой индеец, и услыхал влажный звук закрывшихся и разлепившихся, век прихожанина.
— Я совершил с женой своего брата то, что происходит между мужчиной и женщиной, святой отец.
Язык кечуа был вполне подходящим для ведения такой «теологической» беседы, но отец Фри владел им далеко не в совершенстве. И все же он попытался подобрать нужные слова.
— Держись от нее подальше, — посоветовал он молодому человеку.
— Я и рад бы, святой отец, но дело в том, что мы живем в одной комнате и мне нужно хоть иногда спать. А это происходит именно тогда, когда я сплю и не могу сопротивляться. Она забирается ко мне под одеяло, потом берет в руку мой член…
— Погоди, сын мой, — перебил его священник. — Ты говоришь, что это случается тогда, когда ты спишь. Так, может быть, все это — просто сон? Может, ты прелюбодействуешь с женой брата во сне?
— Ну… не знаю, святой отец… действительно, когда я просыпаюсь, ее нет со мною под одеялом. Но это так реально! Каждое утро я должен смотреть в лицо своему брату, а мне стыдно. Он уже начинает подозревать, что я, любимый его брат, что-то скрываю от него.
— И как часто это происходит? Каждую ночь?
— Это было всего один раз, святой отец.
— Ты сознаешься в том, что единожды вступил в греховную связь с женой брата своего и не рассказал ему об этом. Это влияет на твои отношения с братом?
— Да, святой отец. А ведь мы работаем вместе на кофейной плантации.
— Значит, это влияет также на твою работу, на твой заработок?
— Да, святой отец. Мне очень трудно. Прими мое раскаяние.
Отец Фри на мгновение умолк.
— Ну что же, сын мой, — тихо продолжил он, — я принимаю твое раскаяние и отпускаю твой грех. Возвращайся домой и объяснись со своим братом. Скажи ему, что я попросил тебя, чтобы вы все втроем — ты, он и твоя невестка — помолились о том, чтобы ты смог найти себе хорошую жену. Ступай с миром.
— Благодарю, святой отец, — выдохнул исповедовавшийся, и на священника хлынули миазмы табака и мескаля.
Отец Фри представил себе застенчивую улыбку на лице парня, закрыл барьерчик и, помедлив секунду, протянул руку к деревянному окошечку на другой стороне кабины.
Едва он успел открыть его, как где-то неподалеку прогрохотал страшной силы взрыв, от которого у священника зазвенело в ушах, а пол исповедальни содрогнулся.
— Господи Иисусе! — вскричал за занавеской женский голос. — Пресвятая Богородица! О, прошу прощения, святой отец! — торопливо зашептала женщина. — Прошу вас, исповедуйте меня, я не хочу погибнуть без покаяния.
— Во имя Отца… — начал было отец Фри и осекся, заслышав топот многочисленных ног по гранитным плитам церковного пола. Затем кто-то постучал в запертую дверь кабинки.
— Да?
— Это в посольстве, святой отец. В посольстве Соединенных Штатов. Там будет много раненых и умирающих.
— Я понял, спасибо.
— А разве вы не намерены отправиться туда?
— Нет. Здесь тоже много страждущих, которым я должен помочь исцелить их душевные раны, — ответствовал отец Фри.
В дверь снова постучали, но священник проигнорировал стук и повернул голову в сторону запаха манго и горячих маисовых лепешек, исходящего от испуганной женщины, выплакивающей в носовой платок свои мелкие грешки.