Второе крушение Гарри помнил не очень отчетливо, поскольку перед полетом отец ввел ему огромную дозу транквилизатора. Он находился в сознании, но чувствовал себя совершенно беспомощным, когда «Мангуст» потерял скорость из-за преждевременного выравнивания при посадке. Эта ужасная беспомощность напугала Гарри больше всего.
Ощущение беспомощности Гарри Толедо испытывал и прежде. Он вспомнил, как отец бил его и как однажды ночью мать остановила Рико, ударив его в шею ножницами… а теперь вся страна знает, что происходило в их семье. Подспудно Гарри всегда стремился к независимости, которая позволяла бы ему самому решать, что и как делать. Именно поэтому он ненавидел летать, хотя никогда не говорил об этом Соне.
«Она рождена для полетов».
Соня так и не выходила из своей комнаты — за исключением того кратковременного путешествия на территорию «ВириВака» — с тех пор, как Управление отобрало у нее новый самолет в «Каса Канаде».
— Для вашей собственной безопасности, — не переставали твердить Соларис и остальные.
Гарри бесила эта ложь, но он вынужден был признать, что, будь он на месте Солариса, то поступал бы точно так же. От этого «Насекомого Смерти» все буквально сходили с ума, к тому же Гарри понимал, что их тела — его и Сонино — могут представлять из себя некое секретное оружие.
Они с Соней были единственными в мире клонами, развившимися in utero[23], и привлекали к себе всеобщее внимание, что вполне естественно. Поэтому сейчас юноша даже пытался быть благодарным судьбе за временное, хотя и относительное, уединение на ферме.
Посольский психиатр объяснял Гарри, что ночные кошмары вызваны его застарелым страхом перед беспомощностью.
— Твой разум очень уязвим, когда ты спишь, — говорил доктор Ольсен. — А тело твое цепенеет во сне, как тогда, в день побега из «ВириВака», на взлетно-посадочной площадке. Или как тогда, когда твой отец бил тебя.
Кошмар всякий раз начинался одинаково. Гарри сидит в кабине «Мангуста», пристегнувшись к креслу ремнями безопасности, а самолет окружает ватага Простодушных. Они все хотят выбраться из «ВириВака». Они протягивают руки к Гарри и плачут, когда двигатели аэроплана заводятся. Но Гарри ничем не может им помочь, он парализован и смотрит в затылок человеку, сидящему в пилотском кресле. Но это не Соня. Это тот лысый ублюдок, вирусолог, который «создал» его и Соню, Даджадже Мишве!
Гарри пытается крикнуть, сказать Мишве, чтобы тот отключил двигатели, но Мишве лишь хохочет и продолжает увеличивать число оборотов, пока «Мангуст» не начинает дрожать, но не поднимается в воздух, а отстукивает своими шасси чечетку на бетонном покрытии взлетной полосы. Наконец «Мангуст» с трудом отрывается от земли и взлетает. Корчащиеся от боли Простодушные остаются внизу; плоть их тает и оплывает с костей на бетон зловонной густой грязью, которая вспыхивает голубоватым пламенем…
Судорожно вздохнув, Гарри открыл глаза. «Нет, сегодня ночью мне не хочется опять смотреть эту «программу», — решил он. Гарри сбросил с себя промокшую от пота простыню, встал с кровати и, надев шорты и майку, выскользнул из спальни во двор, в тень бананового дерева.
Три метеора бесшумно прочертили темное коста-браванское небо. Была бы Марта здесь, подумал юноша, посмотрела бы на них вместе со мной. Управление изолировало Марту Чанг в Ла-Либертад, и хотя Гарри общался с нею только через линию спутниковой связи, даже это волновало его. Но он хотел увидеть ее…
— Пилот вызывает навигатора, — прошептал чей-то голос. — Куда нас, к черту, занесло?
— Мамуля! — выдохнул он. — Как ты меня напугала!
Грейс Толедо шагнула из-за живой изгороди и крепко обняла сына. На ней были надеты шорты и футболка; несмотря на духоту Гарри ощутил, что руки у матери прохладные. Она посмотрела на него снизу вверх и тихо произнесла:
— Мне нравится, когда ты называешь меня «мамуля».
— Но ведь ты и есть моя мама.
Грейс разжала объятия и ласково похлопала его по плечу. Печально покачав головой, она сказала:
— «ВириВак» даже это отнял у меня. Их Искусственные Вирусные Агенты искалечили твоего отца, разрушили наш брак, а теперь вот…
— Ты девять месяцев носила меня под сердцем, мамуля, — мягко проговорил Гарри. — На протяжении шестнадцати лет ты заботилась обо мне. И ты спасла мне жизнь, когда папа… ну, ты знаешь. Что значат после всего этого какие-то незначительные изменения в моих генах?
Грейс глубоко вздохнула, вынула из кармана носовой платок и промокнула им глаза.