Грейс презрительно фыркнула. Она уже не слушала сына. Одно только упоминание об отце Гарри действовало на Грейс Толедо как аллерген, даже если она сама заводила разговор о Рико. На сей раз, правда, она решила обойтись без краткой обличительной речи в адрес бывшего супруга.
— Ты слишком погрузился в свои исследования, — проговорила Грейс, — так что, наверное, не слышал последних новостей. По всей стране пылают церкви — и католические, и садоводческие. Пресс-релизы Управления утверждают, что это поджоги, но…
«Она не знает, — подумал Гарри, — или все еще отказывается верить в это».
Грейс пожала плечами и с видимым усилием удержалась от рыданий. Гарри закончил за нее:
— …но на самом деле это вирус таяния.
— Управление считает, что все связанные каким-то образом с «ВириВаком», включая тебя и Соню, подвергаются сейчас большей опасности, чем когда-либо. И опасность может исходить от наших же людей.
— Наши люди… ерунда какая, — пробормотал юноша.
— Что ты хочешь этим сказать? — вскинулась Грейс.
— Соня и я, мы… ну, в общем, таких, как мы, нет среди живущих на Земле, — заявил Гарри. — А посему, определение «наши люди» приобретает для меня несколько иное значение.
— Стало быть, и я для тебя чужая теперь?
— Я этого не говорил, — отпарировал Гарри. — Мы с тобой до сих пор живы лишь потому, что держались вместе. Может, ты думаешь, что у нас нет никакой надежды? Поэтому ты в таком унынии?
Грейс вытерла повлажневшие глаза рукавом футболки, и этот по-детски трогательный жест показал Гарри, насколько уязвима его мать и как нуждается в его защите.
— Я в таком унынии потому, что хотела для нас с тобой лучшей жизни, а теперь вижу, что жизнь наша разрушена напрочь. Навсегда.
Грейс обняла сына за талию, и они подошли к тлеющим останкам большого костра, разведенного вечером свободными от дежурства охранниками на краю огороженной территории фермы. Гарри пошевелил подобранной на земле веткой несколько головешек и, когда костер снова начал разгораться, посылая в ночной воздух спирали искр, заметил среди кофейных деревьев какое-то движение.
— Еще один патруль, — прошептал он, кивая в сторону деревьев. — Сдается мне, нам никогда не вырваться на свободу. Покидаем одну тюрьму и тотчас же попадаем в другую.
— Не ворчи, Гарри, — сказала Грейс. — Слишком уж ты строг к этим людям, а ведь они, в сущности, желают тебе добра. Эта тюрьма, как ты выразился, может просто-напросто спасти тебя от вируса.
Помолчав, она добавила:
— И потом, здесь ты будешь рядом с Мартой. Тебе ведь хочется этого, не так ли?
Грейс не дождалась от сына ответа.
«Да, хочется, — сказал он себе. — Может, вдвоем с Мартой мы придумаем что-нибудь дельное насчет того, как уберечь сотни миллионов человек от этих «Насекомых Смерти».
Однако, к стыду своему, Гарри ощутил, что сердце замерло у него в груди от какого-то сладкого предчувствия, а вовсе не от благородного побуждения встать на защиту всего человечества. Ну что же, по крайней мере, его тело продолжало верить в будущее. Хотя разум имел серьезные сомнения.
Глава 32
Соня Бартлетт расплела свою длинную косу и, распустив светлые волосы по груди, принялась энергично расчесывать их массажной щеткой. От резких движений щетка слегка царапала нежную кожу, то и дело задевая соски, и к тому моменту, когда девушка закончила приводить волосы в порядок, ее небольшие беленькие грудки зарделись сердитой краснотой.
Пока ванна наполнялась горячей водой, Соня вылила в нее флакон лавандового шампуня, затем открыла дверцу висящего над туалетным столиком шкафчика и вынула из него ножницы и ручное зеркало. Положив ножницы и зеркало на пол рядом с ванной, Соня забралась в нее, окунулась в благоухающую лавандой воду с головой, потом села, намылила волосы, промыла их и отключила оба крана. Подняв с пола зеркало, она установила его на смеситель над кранами и начала подрезать волосы, пользуясь при этом ножницами и пластмассовым гребнем с жесткими зубцами, который достался ей «в наследство» от покойного отца.
У отца были густые, слегка вьющиеся рыжие волосы, в отличие от Сониных — длинных и светлых, почти белых, как и у матери. После его смерти Соня обнаружила застрявший между зубцами рыжий волосок, который она бережно положила в бумажный конверт, хранящийся сейчас в ее спальне, в ящике для чистого нижнего белья. Соня пообещала себе, что при первом же удобном случае купит подходящий медальон, куда и поместит драгоценную для нее реликвию.
Соня аккуратно разложила отрезанные волосы на полу подле ванны, стараясь не вспоминать о том, что агенты Управления записывают на видео каждое ее движение. Впрочем, в данный момент ее не особенно волновало то, что за ней с любопытством наблюдают, поскольку впервые за шестнадцать лет своей жизни она была пьяна и уже успела удостовериться в давней истине: выпивка не срабатывает, когда хочется что-то забыть.