— По католическому календарю — около 2020 года. К тому времени ты будешь старше, чем я сейчас, сын мой. Меня печалит то, что тебе придется испытать подобное, но, с другой стороны, я даже завидую тебе, ведь ты будешь созерцать величественное, великолепное зрелище — окончание времени.
— Каким образом может закончиться время без окончания мира? — спросил юный Трентон.
Отец лишь покачал головой и поджал губы, что означало: «Я не знаю, дискуссия окончена».
Теперь Соларису казалось, что он знает ответ на этот вопрос. Время окончится, когда умрет последний человек на Земле.
— Похоже, это может случиться раньше 2020 года, — пробормотал альбинос, — если я не сделаю то, что мне надлежит сделать.
А для этого ему следовало добраться до сортировочной железнодорожной станции, где стоял неприметный товарный вагон, ожидающий, пока его откроют сверхсекретной закодированной последовательностью сигналов, заложенной в память «Сайдкика» Солариса.
Расчищая от обломков и мусора проход к двери, Соларис нашел свистульку в форме собачки, которую он откопал собственными руками в Чакбене. Передняя лапа у собачки была сломана, но свисток остался нетронутым. Игрушка всегда вызывала у Солариса улыбку, поскольку древний гончар явно обладал чувством юмора. Для того, чтобы извлечь звук, надо было дунуть песику в задницу. Альбинос опустил свистульку в карман и приоткрыл дверь, ведущую в приемную.
Его помощники, Геррел и Уоркман, были мертвы — их обоих придавило обвалившейся бетонной фермой потолка. Пол заливала вода из поврежденных водопроводных труб, а клубок перепутанных проводов и кабелей блокировал единственный выход из офиса. Соларис поднял с пола искореженный кусок металлической арматуры и бросил его на провода. Ничего. Тогда, обернув свой «Сайдкик» куском полиэтиленовой пленки и прикрыв голову руками, Соларис прорвался через путаницу проводов к двери.
Спустившись по темной лестнице на первый этаж, альбинос выбрался наружу и побрел среди развалин, которые совсем недавно были отелем «Мажестик». В деловой части Мехико Сити повсюду пылали пожары, озаряя запыленную территорию кроваво-красными отсветами. То и дело до Солариса доносились крики и стоны погребенных под обломками, но еще живых людей, молящих о помощи.
«Они должны были убраться из города, когда им сказали, — подумал он. — Мы ведь предупредили их».
Неважно, что прогноз о землетрясении сфальсифицировали для обеспечения прикрытия операции по захвату склада со смертоносным грузом. Несмотря на обман, прогноз сбылся, но для неповеривших в него теперь это уже не имело значения. Спасение из-под обломков означало бы для них лишь то, что им предстояло умереть в страшных мучениях от высвобожденного вируса, так что Соларис не обратил внимания на мольбы несчастных.
От дыма и пыли першило в горле, глаза слезились, и, осмотревшись, альбинос сумел разглядеть сквозь подсвеченную огнем мглу, что в Зокало уцелело лишь здание его оперативного центра. Национальный Дворец исчез. Фрески Диего Риверы исчезли. Исчез и храм Теночтитлана. А Соларис потерял чувство направления. В какую сторону идти? Альбинос решил ориентироваться по своему офису и, прикинув на глаз расстояние, понял, что он находится слишком близко от разрушенного «Койота». Он хотел было отыскать вход в метро, надеясь, что подземные туннели проведут его под зараженной территорией, но огромные глыбы прекрасного древнего камня заблокировали все — улицы, туннели, переулки.
Пройдя пару десятков метров, Соларис вдруг увидел бугристые очертания дюжины бронированных машин, окружавших товарный склад «Койот», три из которых, не заваленные кирпичом, казались брошенными.
Взобравшись на ближайшую, Соларис откинул крышку люка, и в нос ему ударило тошнотворным запахом свежей крови. Он подавил побуждение тотчас убежать отсюда, и когда глаза его немного привыкли к темноте, разглядел трех мертвых членов экипажа. Двое были убиты выстрелами в затылок — их склоненные головы лежали на приборной панели, забрызганной мозгами. Третий сидел на заднем сиденье, с «кольтом» десятимиллиметрового калибра в правой руке и огромным пятном крови на простреленной груди.
Все ясно, прикончил этих двоих, потом сам застрелился.
Соларис судорожно сглотнул комок в горле, застыв над проемом люка. Трахею его сжали спазмы, и он с трудом заставил себя глотнуть зловонного воздуха, который легкие отказывались принимать.
Пересилив отвращение, альбинос осторожно спустился по перекладинам короткой лесенки в кабину «Пауэлла», превратившуюся в склеп для экипажа. Соларис не стал вытаскивать трупы наружу; он не хотел терять времени, к тому же он не был уверен, что у него достанет физических и душевных сил для подобного упражнения. Поэтому он просто оттянул тела «казненных» назад от пульта, прислонив их к «палачу».