Нофрет всегда была очень замкнута в себе, единая и неделимая, тело и душа. Египтяне имели очень странное представление об этом: разделяли душу на шесть частей, каждая — часть целого — дух Ка и дух Ба, тень, дыхание, сердце, имя, и еще само тело, вмещающее все остальное. Эта блуждающая ее часть должна быть или Ка — дух, остающийся с телом после смерти, — или Ба, свободно летающий на крыльях сокола.
Дух, какой бы он ни был, наблюдал, как тело раздает приказания, а потом ходит по комнатам царицы, проверяя, как их моют и чистят. Он не собирался улетать прочь, будучи связанным присутствием тела.
Отделенная от тела, как в странном сне, Нофрет наблюдала за собой все утро. В полдень, когда даже самые усердные отправились отдыхать от жары, тело пошло не к кушетке в прохладной затененной комнате, но на открытый воздух, под солнце. Жара показалась ему ласковой, а не обжигающей. Тело шагало по дворам и забиралось на стены, избегая встреч с охранниками, которые, как и все здравомыслящие люди, искали укрытия в тени.
На самом верху дворца, высоко над городом, тело Нофрет оперлось о парапет. Ветер подхватил ее дух и играл с ним, соблазняя полететь над городскими крышами, над роскошной зеленью возделанных полей, над бурыми водами реки, а затем все дальше и дальше, прочь из земли живых к гробницам древних царей, к пирамидам, словно посылающим столбы света в безграничное небо.
Но тело, связанное с ним, сопротивлялось. Долгое время дух балансировал, наполовину на ветру, наполовину в теле. Потом тело потянулось, достало его, проглотило вместе с ветром и стало резко, головокружительно целым.
Нофрет покачнулась на краю стены. Ветер ударил ее неожиданно сильно. Она оттолкнулась от него, осторожно отступая от края. Кружилась голова, мутило, ее охватил страх.
— Госпожа, вам плохо?
Она вздрогнула и резко обернулась. Рядом стоял человек в шлеме, в легкой полотняной одежде, с копьем в руках, тот самый красавец-стражник, по которому вздыхали все служанки. Сейчас он не показался ей красивым, просто незнакомым.
— Ты, похоже, больна, госпожа, — сказал он негромким приятным голосом. — Пойдем, в башне есть кувшин с водой. Я дам тебе чашку.
Нофрет хотела отказаться, но язык не послушался ее. Стражник привел девушку к башне в южном углу стены, налил воды из глиняного кувшина и подал ей. На его лице явно читалось сочувствие.
Внезапно девушка почувствовала приступ гнева. Если бы этот красавец схватил ее и попытался овладеть ею, если бы оказывал ей внимание, она бы и вполовину так не рассердилась. Но эта целомудренная заботливость вызвала у нее желание выцарапать ему глаза.
Ее тело, не обращая внимания на взбешенный дух, взяло чашку, даже улыбнулось перед тем, как выпить. Стражник ответил улыбкой. Красивая улыбка… Все в нем казалось безупречным. Но на его лице не было выражения, часто отличавшего красивых мужчин, когда они слишком хорошо понимают, как приятно на них смотреть. Конечно, он знал о своей красоте, не мог не знать, но ему это, похоже, было безразлично. В чем-то он напоминал и царя, и царицу.
Рука Нофрет протянулась и погладила его по щеке. Щека оказалась гладкой, едва пробившаяся борода была хорошо выбрита по египетской моде. Он чуть покраснел под бронзовым загаром, такой бывает от солнца и ветра, но не отстранился.
Чашка опустела. Она выпила ее до дна, даже не заметив этого. Стражник взял чашку из ее рук и бережно отставил в сторону, как будто, она была из тончайшего стекла, а не из простой грубой глины.
Нофрет не могла даже вспомнить его имя. Сени, Сети, что-то в этом роде. В Египте имена были силой. Ее имя, полученное при рождении, было скрыто и позабыто. Она поискала его в себе, но не нашла. Значит, ее настоящее имя окончательно потеряно сегодня утром? Может быть, поэтому ей так не по себе?
Взгляд стражника странно смягчился, возможно, отражая ее собственный. Он склонился к ней. Поцелуй был жарким, сухим, полным желания, но сдержанным. Какое счастье, что случай и боги послали ей такого мужчину, а не того, кто давно уже повалил бы ее и удовлетворил свои желания. Этот же был терпелив, обходителен и вообще намного лучше, чем она заслуживала.
В башне было пусто и темно после ослепительного сияния солнца. Глаза Нофрет освоились гораздо позже, чем тело. Оно лежало на чем-то скорее твердом, чем мягком, наверное, на тростниковой циновке, а платье валялось неизвестно где, как и его одежда и шлем. Мужчина был немного ниже ее, чуть худощавей. Его тело было гладко выбрито, и чуть заметные щетинки покалывали ее кожу, ощутимо, но не вызывая неприязни.