Нофрет сорвала гранат с корявого и развесистого дерева, о чьи низкие ветви легко было стукнуться головой. Плод оказался сладким. Она съела его, сидя в тени другого дерева, аккуратно закопала остатки, вознеся благодарственную молитву духу дерева, и снова села, слизывая с пальцев кроваво-красный сок.
Шум голосов заставил ее устремиться под колоннаду. Хотя в этот сад заходили редко, он находился рядом с двором приемов, где принимали иностранных гостей дворца. Пару раз, когда она была здесь, принимали послов, а однажды — вельможу из отдаленного дома Египта, который заблудился и очень растерялся, оказавшись в пустынном саду. Она выручила его, указав правильную дорогу, но не услышала даже слова благодарности — так обычно вели себя все вельможи.
Нофрет и дальше сидела бы в тени, ощущая на языке сладость гранатового сока, но любопытство повело ее под колоннаду и дальше, во двор для иностранных гостей. Там толпились и шумели люди, стучали копытами кони.
Сердце ее замерло. Посланцы из Великой Страны Хатти прибывали и раньше, и нередко: высокие, крепко сложенные светлокожие люди в длинных одеждах и вышитых мантиях, с густыми вьющимися волосами, длинными сзади и гладко подбритыми надо лбом. Их руки всегда были готовы схватиться за оружие. Даже безоружные, стоя перед царем, хетты выглядели так, будто были вооружены до зубов.
Они никогда не замечали служанок царицы, не обращали внимания на то, что одна из них хеттская девушка. И ей тоже было все равно, кто они и откуда явились. Она была привязана к Египту.
И все же, когда люди из Хатти говорили с царем, Нофрет испытывала странные чувства. Это был ее народ и не ее. Язык, на котором говорили земляки, казался странным, хотя она хорошо его понимала. Бывает, что люди теряют такую способность: она видела, как некоторые рабы, когда их соплеменники говорили перед царем, плакали оттого, что не могли понять их, и понимали только переводчиков.
Нофрет берегла свой родной язык — отчасти из гордости, отчасти из упрямства, отчасти из убеждения, что он может ей еще пригодиться. Она могла проверить, честны ли переводчики; и так и бывало, когда встреча происходила в ее присутствии.
А госпожа никогда не просила ее переводить. Анхесенамон это не приходило в голову, и Нофрет не считала нужным предлагать. Она была служанкой, а не знатоком языков.
Во дворе иностранцев были хетты — посол со свитой, несущей грамоты с печатями Царя царей, Великого Царя Хатти. Это все еще был Суппилулиума, как и тогда, когда ее увезли в Митанни. По не слишком восторженному мнению господина Аи, он был одним из великих царей. Великие цари могут причинить много хлопот. Они слишком часто развязывают войны и больше, чем надо, думают о том, как расширить свои земли.
Не нашло ли на Суппилулиуму снова воинственное настроение? В таком случае, военачальник Хоремхеб справится с ним. Хоремхеб теперь возглавлял царские войска в Азии — это был более высокий пост по сравнению с тем, что он занимал в Дельте, и достаточно далеко от Египта.
Нофрет задержалась в тени колонны, с любопытством рассматривая хеттов. В отсутствие царя и за пределами ее власти дворец пришел в некоторый непорядок: распорядитель церемонии встречи послов запаздывал, слуги и конюхи несколько растерялись.
Нофрет недовольно покачала головой. Дураки. Даже она, чья власть не распространялась за пределы дворца царицы, знала, где находятся конюшни, как нужно приветствовать послов, куда отвести их вымыться, отдохнуть и подкрепиться. Похоже, здесь никто не умел или не желал делать этого. Хетты были терпеливы, но главный вельможа уже начал хмуриться и его черные брови сошлись над переносицей внушительного горбатого носа.
Хотя она и служанка царицы, но тоже относится ко дворцу. Его честь для нее небезразлична. Нофрет не хотелось, чтобы хетты плохо думали о Египте, получив такой нескладный прием.
Она глубоко вздохнула, расправила платье и вышла из своего укрытия. Свет словно ударил ее, а с ним крики людей, ржание коней, лай охотничьих собак, даже рычание льва в клетке: страна Хатти прислала египетскому Детенышу Льва подходящий подарок. Несколько собак уже завязали драку. Посол, возвышающийся на своей колеснице, был уже готов гикнуть на своих коней и умчаться галопом обратно в страну Хатти.
Его окружали вооруженные люди. Распорядителю следовало позаботиться и об этом: никто, кроме людей царя, не должен входить во дворец с оружием.
Одинокой женщине опасно находиться среди такой толпы мужчин, но у Нофрет было собственное оружие: рост и ширина плеч, свирепый взгляд в ответ на любую нескромность. Только люди, стеной окружавшие посла, сохраняли спокойствие, но их оружие вовсе не казалось безопасным.