Тутанхамон дал Амону все, чего он мог желать, и даже больше. Не было причины обрывать его жизнь.
Если только Хоремхеб действительно имел в виду то, на что намекал тогда, если действительно воображал себя властелином Двух Царств…
— Этого не может быть, — сказала Нофрет. — Ему пришлось бы жениться на тебе, а ты такого не допустишь.
— И думать не хочу, — мрачно ответила Анхесенамон. — Возможно, это глупо. Может быть, он мой преданный слуга. Я могу ошибаться или слишком бояться. Но я хочу, чтобы мой господин был положен в гробницу, где никто не сможет побеспокоить его, прежде, чем Хоремхеб вернется из Азии.
— Если он вернется, ты можешь приказать ему остаться. Он нужен здесь, когда Египет лишился своего царя, и враги могут воспользоваться моментом слабости.
— Хоремхеб не останется. Он позаботится о том, чтобы мой посланец никогда не добрался до него. Понимаешь? Я должна отвезти моего царя в Фивы и взять в мужья наследника царя в собственном доме Амона, чтобы бог защитил меня. Если мне не удастся, если он окажется быстрее и воспользуется моей слабостью…
Нофрет не верила в это, не хотела верить. Хоремхеб не станет применять силу. Он слишком здравомыслящий человек. Аи силен, но стар и вполне может скоро умереть. Вот тогда царицей сможет овладеть любой.
Но Анхесенамон не слушала разумных доводов. Некто — бог, демон, просто ослепление от горя — приковал ее внимание к Хоремхебу и назвал его врагом. Она будет изо всех сил защищать себя и своего царя, даже если это будет значить, что его домом вечности станет позолоченная лачуга среди утесов к западу от Фив.
40
Царский корабль поднимался по реке под парусом и на веслах. Люди прощались со своим царем по дороге, оплакивали его, пели песни о его юности, красоте и безвременной кончине. Царица ничего не могла ускорить — ни изменить течение реки, ни придать гребцам безграничную силу. Жрецы-бальзамировщики не могли спешить больше, чем царица уже заставила их, и только говорили, что спешить на пути умершего не подобает.
Нофрет не думала, что Анхесенамон опасается преследования со стороны духа умершего царя. Если муж являлся ей в снах, она радостно приветствовала его и плакала, просыпаясь, потому что он уходил. Угрозы жрецов, что он рассердится, не действовали. Но они незаметно сопротивлялись, замедляя движение процессии до более пристойного темпа.
Анхесенамон прошла суровую школу и знала, что нетерпеливость не приносит царицам ничего хорошего. По ночам она мерила шагами свою каюту — или комнату, когда они останавливались в городе, а днем соблюдала величественное спокойствие, сидя на троне во всем царственном величии, медленно совершая свой путь в Фивы.
Город Амона ждал ее и царя. Наместник Верхнего Царства стоял на набережной в огромной толпе вельмож и министров, слуг и народа; весь город собрался посмотреть на молодую царицу в горе. Они увидели не слишком много. Анхесенамон была, как и всегда, царственно отчужденной, лицо ее напоминало маску без следа каких-либо чувств.
Она словно окаменела. Пробежав глазами по толпе, собравшейся приветствовать царицу, Нофрет поняла, почему. Там было очень много солдат, гораздо больше, чем когда-либо раньше. А среди вельмож, рядом с правителем, стоял тот, при виде кого сердце Анхесенамон должно было застыть от ужаса.
Неудивительно, что Хоремхеб успел добраться сюда из Азии, пока царица совершала свой гораздо более короткий путь из Мемфиса. Хоремхеб перемещался с войсковой скоростью, а царица должна была двигаться не скорее, чем подобает погребальной процессии, даже срочной. Конечно, он был здесь, чтобы приветствовать ее, добавить к прочим и свои слова соболезнования, низко поклониться и предложить царице, лишившейся своего царя, любую помощь и поддержку.
Анхесенамон не могла заставить себя принять участие в пире при дворе Верхнего Царства. Нофрет видела, что царице простили это из-за ее молодости, горя и многих тягот, которые ей пришлось вынести, когда она была еще ребенком. Мужчины всегда испытывают сочувствие к таким юным и печальным красавицам.
Однако Анхесенамон не была печальна. Она была в ярости.
— Он явился требовать меня, — говорила она, полная холодного гнева, когда осталась в спальне вдвоем с Нофрет, отослав остальных служанок. — Он считает, что пока Аи не коронован и поле свободно, можно въехать на него и захватить награду.
— Госпожа, — Нофрет сказала, может быть, не самую умную вещь, но она слишком устала, — зачем ему стремиться нанести поражение господину Аи? Что он получит?