Анхесенамон бросила на Нофрет быстрый взгляд, но ответила так, будто та была всего лишь голосом:
— Да, моя служанка родом из Хатти. Мне говорили, что ее захватили и продали в Митанни. Родные не искали ее?
Она прекрасно знала, что нет, но дело Нофрет было помалкивать, когда не приходилось переводить слова одного или другого. Хаттуша-зити нахмурился и потер подбородок.
— Честно говоря, ваше величество, я не знаю. Это нужно выяснить?
— Возможно, — ответила Анхесенамон, — но не сейчас.
Она погрузилась в молчание, как умеют только царицы, а царицы Египта — в особенности. Такое молчание подавляет волю, открывает плотно закрытые рты, заставляет людей говорить только для того, чтобы избавиться от груза царственной терпеливости.
Ясно, что Хаттуша-зити прошел такую же школу: царь Хатти сам был мастером этого дела. Но все же он был царским послом, а не царем, и ему следовало исполнить поручение. Он поступил просто, с прямотой, присущей военному человеку.
— Госпожа, наш царь, Солнце, получил письмо от царицы, жены Солнца, царицы Египта.
Анхесенамон ждала, все еще молча, но это было другое молчание. У него определились пределы.
— В письме говорится, — продолжал Хаттуша-зити, — что жена бога Египта, которую мы называем Дахамунзу, в большом горе и страхе, поскольку муж ее умер, и у нее нет сыновей.
— Мой муж умер, — повторила Анхесенамон, тихо и грустно, словно эхо, — и у меня нет сыновей. Ты знаешь это, человек хеттского царя. Ты был здесь, когда мы были счастливы. Тебе известно, что сыновей нет.
— Иногда сыновья рождаются, пока человек путешествует из одного царства в другое, госпожа, — сказал Хаттуша-зити, — а бывает, их прячут от родни, которая желает им зла. Разве не так было с твоим отцом, царем-Солнцем? Его привезли из дома матери, когда безвременно умер его брат, представили народу и сделали царем.
— Все знали, что он родился, и многие видели его в доме матери.
— Даже так? Однако наш царь находит твою просьбу довольно странной. Разве в Египте нет человека, кому ты могла бы передать царское право и скипетр?
— Нет. Но если бы и был, то умер бы так же безвременно, как мой возлюбленный.
Брови Хаттуша-зити медленно поползли вверх.
— У тебя есть причины для опасений?
— У меня есть причины для опасений.
Анхесенамон не казалась испуганной. Она выглядела царственно отрешенной. Такова была ее защита, маска, которую она носила.
Хаттуша-зити, кажется, понял это. До сих пор он стоял, поскольку царица не предложила ему сесть, а теперь огляделся, увидел стул пониже и попроще того, на котором она сидела, и мотнул головой в его сторону.
— Госпожа?
Она нетерпеливо кивнула.
Его спутник принес стул и поставил напротив царицы. Хаттуша-зити сел и устроился поудобней, двигаясь неторопливо, но и не слишком медленно. Он хотел стать не то чтобы равным, конечно, нет, но чем-то большим, чем просто посланец иноземного царя.
Глаза Анхесенамон блеснули, но она промолчала. Призывая Хатти дать ей супруга, она превращала хеттского царя в своего родственника. Его посол, таким образом, стоял выше, чем простой проситель или данник.
Наконец, удобно устроившись, Хаттуша-зити заговорил:
— Госпожа, могу ли я быть откровенным?
К его искреннему изумлению, Анхесенамон рассмеялась.
— Ох, конечно, — сказала она, — пожалуйста.
Нофрет не выдержала — она должна была объяснить или хотя бы попытаться.
— Господин, моя госпожа этого и ждет от нас, хеттов.
Хаттуша-зити озадаченно нахмурился, но потом ухмыльнулся, что было так же неожиданно, как смех Анхесенамон. Он напоминал мальчишку, и довольно неотесанного.
— Ах, вот как? Хорошо! — Он оперся кулаками на колени и наклонился вперед. — Тогда, госпожа, позволь сказать тебе, что, когда мой царь прочитал твое письмо, он не в силах был поверить ни единому слову и посчитал, что это ловушка. «А если сыновья есть? — спрашивал он у совета. — А вдруг она хочет посмеяться над нами и заманить нас в какую-то опасную глупость?»
— Думаю, — заметила Анхесенамон, — этого и следовало ожидать. Мы же враги. В Азии нет никого сильнее Хатти, и у Египта нет более дерзкого врага.
— Тогда зачем ты это сделала? Почему хетт? Почему не египтянин, или кто-нибудь из Митанни, из Нубии? Почему враг, а не союзник?
— Потому, что наши союзники слабы и пугливы. А мне нужен человек, способный встретиться лицом к лицу с сильнейшими людьми Египта и оказаться сильнее их.
— Это твоя служанка рассказала тебе такое о нас, хеттах?