— Вы не посмеете, — воскликнула она. — На ваши головы обрушится гнев всех богов. Египетское войско догонит и уничтожит и вас, и женщину, которую вы хотите похитить. Человек, который так страстно жаждет получить трон, получит причину, лучше которой и желать не надо, чтобы привести царицу к гибели.
— Нет, пока она — носительница царского права, — возразил Иоханан.
— Она не единственная. Все так думают, потому что господин Аи очень заботливо охраняет своих родных. Но у него есть дочь, младшая сестра Нефертити, еще вполне молодая, чтобы родить ребенка. Она никогда не была замужем. Она живет в уединенной усадьбе или в храме Амона в Фивах, где поет в хоре. О ней вспомнят, можете быть уверены. Она прекрасно выполнит свою роль, если этот человек попросит ее.
— Вот видишь, — сказал Иоханан, — у твоей госпожи здесь нет никаких надежд.
Нофрет вытаращила на него глаза.
— Так на чьей же ты стороне? Ведь сначала ты спорил!
— Я не обязан приходить с восторг от всего, что вижу. На самом деле, мне это совсем не нравится. Полное безумие!
— Другого выхода нет, — вмешалась Леа. — Иначе ей жизнь не спасти. Египет готов уничтожить свою царицу. Она знала об этом, посылая в страну Хатти. А теперь ее знание стало уверенностью.
— Не думаю, — заметила Нофрет, — что она хоть что-нибудь сделала правильно. Но как же, скажите мне, мы сможем похитить царицу и добраться с ней до Синая так, чтобы нас не поймали и не убили?
— Бог это знает, — ответила Леа. — Открой глаза и увидь.
— Я не вижу ничего, кроме смерти.
— Тогда ты слепа. — Леа наклонилась вперед и протянула к ней руки. Лицо Нофрет ощутило тепло рук старой женщины, сухих и тонких. Но в них была колоссальная жизненная сила, неистовая сила духа. Нофрет инстинктивно отшатнулась, но руки снова были перед ней. Она не могла избавиться от них.
— Открой глаза и увидь, — повторила Леа.
Нофрет крепко зажмурилась, но свет наполнил ее глаза. Свет, подобный пылающему костру, подобный огненному столпу в ночи. Свет, подобный тому, что наполнял ушедшего царя, мертвого человека, который еще жил и был пророком в Синае.
Она стиснула зубы.
— Я не желаю знать этого бога.
— Твое желание тут ни при чем, — сказала Леа. — Открой. Увидь.
— Нет!
— Увидь! — приказала Леа, теперь уже без всякой мягкости. — Открой и увидь.
47
Нофрет действительно не видела ничего, кроме безнадежности и царицы, повредившейся в уме, которую возненавидел ее народ. Может быть, она окажется достаточно сильной, чтобы преодолеть все это, даже превзойти мужчину, который ее получит, сильного человека, не знающего жалости. Все знали, что, когда умрет Аи, Хоремхеб станет царем. Это было так же неотвратимо, как разлив реки.
Он все еще находился в Мемфисе и часто, приходя в часы приема, стоял на месте, предназначенном для главнокомандующего, демонстрируя силу одним фактом своего присутствия. Царица вела себя так, как будто его вовсе не было. Царь обращал на него внимание, когда это следовало сделать. Военачальник пока еще не требовал провозгласить себя наследником, но никто и не подумал бы ему возражать. Все в Египте боялись Хоремхеба.
Тем, кто знал его чисто внешне, он вовсе не казался ужасным. Хоремхеб был красивым мужчиной, не первой молодости, но далеко еще не старым. Он держался, как подобает солдату, прямо, с достоинством, со всегдашней готовностью встретить опасность. Люди, сопровождавшие его ко двору, стража, следовавшая за ним во дворце и в городе, — все были прирожденные воины, красивые и опасные, словно дикие коты, но таковы были и воины в стране Хатти. Возможно, они вовсе не собираются причинить зла госпоже Нофрет. Возможно даже, их господин, несмотря ни на что, окажется как раз тем мужем, который поможет ей прийти в себя.
Наблюдая за ним при дворе и во дворце, Нофрет с трудом вспоминала, что это враг ее госпожи. Да, он принес в шкатулке голову и руки царевича Зеннанзы, но так издавна поступали египтяне, одолев врага. В некотором роде, Хоремхеб дал Египту только благо, предотвратив вступление чужеземца на его трон и защитив царицу от ее собственного безумия. Едва ли его можно было обвинить за то, что Египет, узнав о поступке царицы, возненавидел ее. Даже если он воспользовался случаем, чтобы получить власть над жизнью и судьбой царицы — за что его винить, в конце концов? Он просто поступил так, как поступил бы на его месте любой сильный мужчина.