Она подошла к нему сзади, вынула гребень из пальцев и принялась за дело. Гребень был из дорогих, костяной, украшенный резными головками рогатых газелей. Должно быть, сохранился еще с тех времен, когда он жил как царевич в селении строителей гробниц в Ахетатоне.
Иоханан вздохнул и отдался в ее руки. В нем не было смущения, по крайнем мере, явного. Ей пришлось действовать с силой, но хотелось дернуть еще сильнее, чтобы он заохал.
Но Иоханан терпел молча. Во время мытья он добавил к песку немного травы, и теперь от него исходил свежий запах зелени, смешанный с запахом тела. Эта смесь показалась Нофрет приятнее любых благовоний.
Она долго расчесывала и разбирала его волосы, затем, стоя на коленях, заплела их в две длинные косы и уложила вокруг головы, как было раньше. Казалось, он заснул сидя, дышал глубоко и ровно, и длинные мышцы его тела, расслабившись, стали еще длиннее. Нофрет провела рукой по широким плечам, осторожно касаясь рубцов, и уже заживших, и еще воспаленных и распухших.
— Жаль, что здесь нет бальзама, — посетовала она. — Я бы их смазала.
Нофрет говорила сама с собой, но он услышал и оглянулся. Глаза его были ясными, вовсе не затуманенными сном.
— Во вьюке, завернуто в шерстяной лоскут.
Двигаться с места не хотелось, но любопытство одолело ее. Пришлось рыться среди множества вещей, большинство из которых ей прежде видеть не приходилось, но наконец она нашла сверток в вылинявшей черной тряпке. Внутри лежала баночка из светлого халцедона с печатью на крышке. Изображение на печати было ей знакомо.
Снова опускаясь на колени рядом с ним, Нофрет спросила:
— Ты всегда покупаешь только все самое лучшее?
— Это подарок. От того, кто был царем.
Иоханан имел в виду Эхнатона. Нофрет сломала печать и открыла крышку. Великолепный аромат окружил ее, аромат самого лучшего бальзама из мирра и алоэ. Он был предназначен смягчать кожу цариц и восхищать благоуханием царей.
Но и простолюдины, и рабы тоже могли получить от него достаточно удовольствия. Нофрет бережно, едва касаясь, смазала шрамы на спине Иоханана. Он даже ни разу не охнул и не вздрогнул. Кожа вокруг шрамов была гораздо нежнее, чем она представляла себе кожу мужчины. «Нежная, как во сне», — подумала она и прижалась к ней щекой.
Иоханан повернулся так ловко, что она даже не покачнулась. Грудь его была не такой гладкой, покрытой курчавыми волосами. Она запустила в них пальцы и над самым ухом услышала ласковое ворчание:
— Ты понимаешь, что если так пойдет дальше, твое дело безнадежно — и мое тоже. Перед всем моим народом я назову тебя своей женой.
Нофрет замерла, но не могла заставить себя отодвинуться.
— Сколько жен у тебя уже есть?
— Ни одной.
— И даже наложницы нет? Кто же согревает тебя по ночам?
— Мне нужна лишь одна женщина, и никогда не были нужны другие.
— Удивляюсь, как это никто не женил тебя на себе. Разве ты не царевич среди своего народа?
— Кто бы стал пробовать? Бабушка знает, кто для меня предназначен, и уже давно предупредила отца, чтобы он не искал мне жену среди апиру.
— А ты? Ты такой послушный?
— Если это послушание, — ответил он, — тогда я готов его обнять.
— А может, я не хочу тебя, — поддразнила его Нофрет.
Иоханан засмеялся прямо над ухом, обнимая ее, согревая своим телом. Уже так много лет она не бывала в объятиях мужчины. Ни разу с тех пор, как умер Сети.
Бедняга Сети. Нофрет не могла вспомнить ни его лица, ни звука голоса. Смутно помнилось лишь прикосновение его тела.
А теперь ушло даже это. Теперь она будет помнить единственного своего мужчину, только его тело. Его набедренная повязка исчезла, отброшенная и позабытая. Когда он вошел в нее, Нофрет застонала — не от боли, но от сильнейшего наслаждения.
Двое проснулись в вечерней прохладе, сплетенные. На мгновение Нофрет пронзило воспоминание о том, как она пробуждалась рядом с другим мужчиной, о том, какое возбуждение и нетерпение охватывали ее, когда она была с Сети. Но Сети значил для нее так мало по сравнению с тем, кто сейчас рядом с ней. Этот человек был половиной ее души.
Этот большой бородатый человек с такими удивительно нежными руками, незнакомец, которого она почти не видела с тех пор, как оба они были еще детьми… Слуга неведомого ей бога… Нофрет хотела отстраниться, но обнаружила, что прижимается еще теснее, обвивая его руками и ногами, как будто хотела слиться с ним, стать его частью.