Сквозь покрывало было видно достаточно хорошо. Моше стоял к ней боком. Выражение его лица менялось, словно блики на воде, и каждое из них было очень легко прочесть: напряженная сосредоточенность; медленное понимание; недоверие.
— Но, — произнес он наконец, — мой повелитель, кто же я, чтобы сделать это?
Нофрет могла бы ответить и сама: пророк Синая, некогда бывший царем Египта. Возможно, бог сказал то же самое.
— А ты? — спросил Моше у безграничной и говорящей тишины. — Каким именем должны называть тебя люди? Я знал тебя в Двух Царствах, или думал, что знаю. Здесь я чужой. Люди никогда не назовут мне тебя. Они считают, что я знаю твое имя, что у меня нет нужды спрашивать или произносить его.
Молчание стало еще глубже. Нофрет ощущала его мощь в земле. Она не чувствовала ничего подобного с тех пор, как побывала в Фивах, обители богов Египта, когда Атон сверг их всех и запечатал храмы. Здесь присутствовал бог. Воздух был переполнен им, пахло раскаленной бронзой, свет был нестерпимо ярок.
Ей не следовало находиться здесь. Она чужая, посторонняя. Огонь уничтожит ее.
Но ничего не произошло, и Нофрет осталась на месте. Она не могла слышать слов бога, если он действительно что-то говорил. Только слова пророка.
— Мой повелитель. То, что ты хочешь… У меня нет силы. Мой язык запинается, голос слаб. Я никогда не имел дара увлекать за собой людей, даже — когда…
Его голос окончательно сел. Моше опустился на землю. Он весь дрожал.
— Мой господин, они никогда не поверят мне. Никто из них не пойдет за мной. Ты знаешь, как я пытался и какую неудачу потерпел. Теперь мой город превратился в пыль, мое имя и мои законы забыты.
Но не здесь. Нофрет слышала эти слова так ясно, как будто чей-то голос произнес их. Не в Синае. Апиру верили ему и знали его бога.
— Но пойдут ли они за мной? — закричал Моше.
Воздух зазвенел, словно щит под ударом копья. Бог швырнул наземь своего пророка, слабого протестующего смертного, давно лишившегося своего царственного и божественного величия.
Но у Моше еще оставалось немного сил и стремления к сопротивлению, чтобы прошептать:
— Повелитель, молю тебя. Пошли другого человека!
Моше был избранником бога. Нофрет, укрываясь в своем ненадежном убежище, знала это так же четко, как и он. Ни возражения, ни слабость не помогут снять это сокрушающее бремя с его плеч. Он был слабаком, трусом. Устав от Египта, он бежал из него, чтобы укрыться в Синае. Но и Синай оказался ненадежным убежищем. Бог схватил его и не даст уйти.
Нофрет и представить не могла, чего хочет от него бог. Несомненно, чего-то ужасного, божественно пугающего.
Она уловила момент, когда бог покинул это место. Свет стал чуть менее слепящим. Жара была по-прежнему убийственной, но исчезла страшная тяжесть, развеялся запах раскаленной бронзы. Земля снова стала землей, священной, потому что ее коснулся бог, но свободной от его присутствия.
Медленно, кряхтя как старуха, Нофрет поднялась на ноги, почти ничего не видя; когда она слишком резко повернулась, перед глазами заплясали разноцветные пятна. Она испугалась, что ослепнет, и чуть было не бросилась бежать. Но Моше лежал там, где бог оставил его, едва дыша — с хрипами, которые ей очень не понравились.
В прежние времена Нофрет ушла бы прочь, и без всякого сожаления. Но она дружила с его женой и очень любила его сыновей. Все они обожали своего отца и, узнав, что, она оставила его одного лежать на горе, может быть, умирать, возненавидят ее.
Ради этих мальчиков, а не ради него, она неуверенной походкой, почти ничего не видя, подошла к человеку, лежавшему у подножия скалы. С этого места было видно то, что, должно быть, видел он: густой куст на вершине, ветви которого так бесконечно долго удерживали солнце.
Дыхание Моше выровнялось Его била лихорадка, но ей доводилось видеть кое-что и похуже. Нофрет смочила лицо пророка водой из бурдюка, который принесла с собой, и уговорила выпить немного.
Вскоре он пришел в себя, по крайней мере, стал таким, каким был в Ахетатоне. Похоже, он ее вовсе не видел. Глаза пророка были полны света. Он засуетился, ощупью разыскивая посох, который выронил, падая, а найдя его, с радостным криком схватил и прижал к груди, как будто живое существо.
Он неуверенно двинулся и пошел пошатываясь. Нофрет подставила ему плечо. Он видел ее не яснее, чем раньше, но принял поддерживающую руку.
Ей все время приходила в голову злобная мысль дать ему упасть, но на это не хватало духу. Таков уж был изъян ее характера. Она свела его с горы — это была долгая и трудная дорога — но не получила ни взгляда, ни слова в знак благодарности. Его бог полностью владел им, больше он ничего не видел, не слышал и не понимал.