Нофрет нужно было исполнить одно дело. Ей очень хотелось забыть об этом: она вовсе не желала оставлять свою госпожу одну с неумершим царем и обезумевшим двором, но такое поручение нельзя было доверить больше никому.
Она собрала всю волю и мужество, скользнула в тень и была такова.
Иоханан и Агарон не спали, сидя в главной комнате своего дома, хотя была глубокая ночь. Леа дремала в уголке, но, когда вошла Нофрет, сразу проснулась. Никому из них не нужно было спрашивать, что привело ее сюда. Иоханан уже вскочил, надевая сандалии. Его отец стал предлагать Нофрет угощение, даже в такой час, но она оборвала его. Это было невежливо, но времени не оставалось.
— Нужно действовать прямо сейчас, — сказала она, — бальзамировщики…
— Я позабочусь об этом, — отозвался Иоханан. Казалось, он двигается не особенно быстро, но исчез прежде, чем она заметила.
Нофрет хотела было двинуться следом, но Агарон удержал ее.
— Оставайся здесь. Отдохни, если сможешь. Его не понесут сюда до рассвета. То, что мы должны сделать… Весьма неприятно.
Он имел в виду, что надо было найти мертвое тело, достаточно длинное и худое, чтобы походило на царское, когда его выдержат в натроне и завернут в полотняные бинты. Оно не обязательно должно быть свежим, но свежее лучше. Тогда бальзамировщикам проще будет клясться, что тело настоящее, если они смогут сказать, что начали заниматься им как раз в тот день, когда умер царь.
Им уже хорошо заплатили царским золотом. Еще один ящик с золотом был спрятан где-то в доме Агарона — с золотом, которого он никогда не возьмет, но бальзамировщики останутся довольны. Часть платы они получат, доставив тело в свой дом, а остальное — когда работа будет закончена.
Нофрет надеялась, что они сохранят тайну. От этого зависело все. Если же бальзамировщики сочтут более выгодным поднять скандал…
— Отдохни, — сказала Леа. Одно негромкое слово разрушило заколдованный круг ее тревог. Нофрет скорее рухнула, чем легла на ближайшую кучу ковров и подушек. Агарон ушел, это она видела, потому что еще не уснула. Ей надо было что-то сказать ему, но что? Когда девушка собралась с мыслями, он уже вышел.
— Никого не убивайте, — пробормотала она, обращаясь к тому месту, где он только что стоял.
— Это не понадобится, — успокоила ее Леа. — Бог обо всем позаботится.
— Какой? — спросила Нофрет — или только хотела спросить. Она так и не узнала, какой. Сон одолел ее, хотя она отчаянно боролась с ним.
Агарон и Иоханан нашли тело — где и как, лучше было не спрашивать, и оставили его бальзамировщикам, а сами долго мылись и отскребались, молча, не глядя на Нофрет, когда она принесла каждому еще по тазу горячей воды. Они даже позабыли о скромности, так им хотелось снова стать чистыми.
Нофрет не могла не заметить, что они красивые мужчины, и кожа у них светлая — там, где не обожжена солнцем до коричневого цвета. Такое можно заметить, только когда слишком устал, чтобы стесняться. У Иоханана на бедре было небольшое коричневое пятно в форме языка пламени или наконечника копья. В стране, где красивых юношей приносят в жертву кровожадным богам, такое сочли бы изъяном.
Нофрет же посчитала, что это хорошее украшение для его стройного, четко очерченного тела.
Она была слишком утомлена, чтобы не смотреть, но все же не настолько, чтобы поддаться искушению дотронуться до него. Он бы никогда ей не простил такой вольности. Особенно и присутствии отца.
Когда они трижды вымыли все тело, волосы и бороды, Нофрет принесла им полотенца и чистую одежду. Одежду, в которой они ходили на поиски тела, сожгли. Оба все еще молчали. «Эти апиру, — вдруг поняла Нофрет с легкой тошнотой, которая, должно быть, передалась ей от них, — испытывали ужас, имея дело с мертвецами». Но все же сделали это, потому что их просили родичи.
Теперь они будут рисковать своими жизнями ради одного из них, самого худшего из всех: поведут его прочь из Египта, в пустыню Синая, где спрячут среди своего народа, расстанутся со спокойной и безопасной жизнью и, может быть, умрут ради него, поскольку у них есть честь, чего не скажешь о нем. У него есть только его Бог и царская блажь.