— Всё же вы, наверное, меня разыгрываете. Вы точно один из астронавтов, летавших на Марс. Ведь правда?
— Да, — солгал он. — Только вчера с корабля.
— Того молодого человека звали Бёрк.
— Ну конечно же, Бёрк! Добрый мой приятель!
— Мне очень жаль, что я не могла быть вам полезна. А вам я бы посоветовала уколы витаминов и позагорать под ультрафиолетовой лампой. Вы выглядите просто ужасно, мистер…
— Лэнтри. Ничего, скоро всё вернётся в норму. Я вам очень признателен за вашу любезность. Что ж, до следующего кануна Хелоуин![4]
— Ах, какой же вы шутник! — с готовностью засмеялась она. — Если бы и в самом деле остался Хэлоуин! Тогда бы я назвала это свиданием.
— Но они сожгли и его, не правда ли? — спросил Лэнтри.
— Ой, они сожгли все-все, ничего не осталось, — посочувствовала девушка. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — попрощался он и вышел из библиотеки.
Ох, до чего же осторожно ему приходится балансировать, вращаясь, будто некий тёмный гироскоп, в этом мире: он должен вращаться и вращаться, не скрипнув, не прошелестев ни на мгновение. Поневоле станешь молчуном, будешь молчать как могила, из которой вышел на свет. Проходя по вечерним восьмичасовым улицам, он особо заинтересовался их освещением: освещены были улицы в основном на перекрёстках и на углах, а сами кварталы освещались довольно скупо. Неужели эти удивительные люди совсем не боятся темноты? Нет, это невозможно, абсурд! Каждый человек боится темноты. Даже он, когда был маленький, он тоже боялся. Это является такой же естественной и неотъемлемой чертой человеческой натуры, как необходимость есть и спать.
Проходя по парку, он обратил внимание на маленького мальчугана, во весь дух улепётывавшего от компании преследователей такого же, как он сам, возраста. Преследователей было шестеро, они кричали и носились по лужайке, барахтаясь среди опавшей листвы, под тёмным и холодным октябрьским вечерним небом. Несколько минут Лэнтри наблюдал за их весёлой кутерьмой, прежде чем улучил момент и обратился к одному из мальчишек, который тяжело дыша остановился на мгновение, чтобы передохнуть. Он так усердно глотал свежий вечерний воздух, что казалось, набирает его побольше в маленькие детские лёгкие, чтобы вслед за этим надуть бумажный пакет и торжественно хлопнуть его на радость всем сорванцам на лужайке.
— Эй, — окликнул его Лэнтри. — Ты быстро так выдохнешься.
— Ага, — ответил мальчишка, — точно.
— Слушай, — продолжал Лэнтри, — ты мне не скажешь, отчего это улицы посредине кварталов совершенно не освещаются фонарями?
— Чего? — изумился сорванец.
— Ну, понимаешь, я учитель и решил вот так неожиданно, врасплох, проверить твои знания, — придумал отговорку Лэнтри.
— Ну-у, потому что, — воспринял всё за чистую монету парнишка, — потому что не надо никаких фонарей посреди кварталов — вот почему.
— Но ведь на улице становится совсем темно, вечер-то уже поздний, — в свою очередь недоумевал взрослый дяденька.
— Ну и что? — опешил мальчишка.
— А разве тебе не страшно?
— Чего бояться-то? — не понял тот.
— Ну, темноты, например.
— Эва, с какой это стати?
— Пойми, — растолковывал Лэнтри. — Сейчас уже темно, ничего не видно. В конце концов, уличные фонари для того и придумали, чтобы они разгоняли тьму и люди не боялись.
— Хм, глупость какая. Фонари придумали, чтобы было видно, куда ты идёшь, и больше ни для чего.
— Да нет же, ты не понимаешь, — терпеливо добивался вразумительного ответа на свой вопрос Лэнтри. — Ты что же, хочешь меня убедить, что можешь просидеть в пустом парке всю ночь напролёт и так ничего и не испугаться?
— А чего пугаться-то?
— Чего, чего, дурачок ты этакий. Темноты, конечно!
— Вот ещё!
— И можешь, скажем, отправиться вечером на холмы, провести там всю ночь?
— Конечно!
— Можешь остаться один в пустом, брошенном доме?
— Понятное дело, могу.
— И тебе не будет страшно?
— Ни капельки не будет.
— Ну ты и врунишка!
— Вы чего обзываетесь, дядя? — возмутился сорванец. Очевидно, назвать человека лжецом было верхом непристойности. С ума сойти можно от их дурацких порядков!
Лэнтри был вне себя от негодования, хотя и понимал, что глупо сердиться на уличного мальчишку.