Размышления привели киргиза, кажется, к какому-то соображению. Приспустив слегка веки, он оглядел горницу и остался обозрением доволен: интерес к приезжей уже прошел. Буфетчик опять по-прежнему продолжал безмятежно клевать носом.
— Если едете, — обратился киргиз деловито и без улыбки к своим партнерам, — то не смею вас более удерживать. Хочу пожелать всего доброго.
Он встал, хмурясь и озабоченно покашливая. И молодой человек и женщина, казалось, были несколько обескуражены внезапной сухостью его обхождения. Киргиз же на них, впрочем, не обращал уже более никакого внимания. Он надел меховую шапку, плотнее запахнул свой халат и, как-то по-особому, беззвучно, ступая, вышел из горницы, незаметно прихватив и желтый баул с пола.
Уж очень сиротливо стало после его ухода. Только тут молодые люди почувствовали, как согревали их ласковое гостеприимство киргиза и его великолепный чай.
VI
На крыльце, где, выйдя, остановился киргиз, ждать ему пришлось недолго. Как он и полагал, молодой человек и спутница скоро появились одетые, готовые для дороги.
И он и она вздрогнули и остановились, когда в полосе света, упавшего на миг из растворенной двери, увидели у перилец его высокую, темную и неподвижную фигуру.
Он приблизился к ним вплотную, сказал тихо:
— Сойдемте, пожалуйста, прошу вас.
Они послушно последовали за ним по ступенькам и далее по двору, остановившись в стороне от повозок и снующих ямщиков.
— Вы хотите нам что-то сказать? — хрипло спросил молодой человек.
В голосе его была тревога.
— Времени у нас мало, — сказал киргиз, — поэтому я прошу выслушать меня не перебивая.
Вдали, на воротах, на железном крюке раскачивался под порывами ветра большой фонарь со свечой внутри. Киргиз стоял спиной к нему.
— Вас все равно нагонят, — сказал он.
Молодой человек хотел что-то сказать, но киргиз предварил его желание, возвысив слегка голос:
— Мне нет дела до причин, которые руководят вами, но единственная возможность для вас ускользнуть — это исчезнуть сразу же с тракта.
— Но как? — в голосе женщины был испуг.
— Можно помочь. Только действовать надо быстро. Не медля ни минуты.
— Мы готовы.
Киргиз тут же исчез в темноте, наказав им ждать на месте. Через несколько минут он вернулся, ведя с собой высокого широкоплечего человека.
— Это родич мой. Я все объяснил ему. Он перевезет вас за Иртыш. Поедете на юг, а там сможете выбрать себе путь дальше.
— Мы должны вам что-нибудь за это? — спросил молодой человек.
— Нет. Вы ничего не должны. Я буду помнить о вас, а вы думайте иногда обо мне. Не теряйте присутствия духа. Ибо знайте, как говорят у нас, если всадник утрачивает мужество, его конь не может скакать.
За этими словами киргиз бросил что-то коротко на своем языке молчаливо стоящему родичу, и тот двинулся в сторону.
— Идите за ним, — сказал киргиз.
— Прощайте, — сказал молодой человек.
— Прощайте, — повторила женщина.
— Прощайте, — ответил киргиз. — Родич мой не говорит по-русски, но за Иртышом он привезет вас туда, где вас будут понимать.
Он подождал, пока стихли в темноте шаги, и пошел обратно. Он поднялся на крыльцо, где его, как оказалось, ждали.
Это был тоже степной житель, но с ним киргиз говорил по-русски:
— Принес бутылку? Давай сюда. А ты поедешь вот с этим вперед, — сказал он, передавая ему желтый баул. — Утром отсюда выедет жандармский офицер, так постарайся навстречу ему попасться. И чтобы сумка была на виду. Он спросит, откуда она у тебя, и ты ответишь, что на дороге ее увидел, оброненную, подобрал. А так как ты родственник мне и знаешь, что моя сумка, то хочешь мне ее доставить. Ты все понял?
— Да.
— Ну так поезжай.
Они распростились, и этот человек тоже исчез в темноте, а киргиз возвратился в теплую горницу.
Войдя, он увидел, что из всех возниц остался только один. Он спал, положив голову на стол. Буфетчик озабоченно перетирал чашки.
— Пока я выходил, — обратился к нему киргиз, — эти двое уехали?
— Вы правы, — ответил буфетчик, — они уехали.
Киргиз прошелся по комнате, снял шапку, уселся за свой стол и велел подать новый самовар. При этом он поставил возле чашки принесенную с собой бутылку французского коньяка.
И снова в этот вечер послышались на дворе скрип колес, топот. Подъехала еще одна повозка. Дверь открылась. Вошел новый проезжающий.
VII
Это был жандармский капитан: невысок ростом, щеголеват, с полными щечками, брюнет. Едва войдя и стянув с рук перчатки, он принялся крутить свои черные усики, одновременно с любопытством оглядываясь.