— Перестань кокетничать, Макс.
— Почему кокетничать? Как я могу знать? Сейчас на мне должны быть зеленые брюки и фиолетовая рубашка.
— Опять ты дурачишься. На тебе джинсы, голубая рубашка и малиновая куртка, и ты это знаешь.
— А ты? Как ты одета?
— Джинсы, тенниска, — еле слышно проговорила Эмма.
— Нет, пожалуйста, подробнее, у тебя замечательно это получается.
— Ладно. Плотные прямые джинсы, высокие кроссовки, белая в красную полоску тенниска и малиновая куртка.
— Спасибо.
— Всегда пожалуйста.
Макс небрежно положил руку на плечи и прижал Эмму к себе. Она уютно устроилась в дружеских объятиях, стараясь не принимать желаемое за действительное. Как закончится этот чудесный вечер?
— Моя трость у тебя?
— Конечно, в моем ридикюле.
— Впервые я пользовался ею только для того, чтобы сходить в ванную комнату, — удивлялся Макс, качая головой. Поцеловав Эмму в макушку, он добавил:
— С тобой все возможно, не так ли? Это был удивительный вечер!
— Ты это уже говорил.
Макс усмехнулся, и всю оставшуюся часть пути они молчали. Слушая стук его сердца, Эмма не говорила, боясь вспугнуть очарование этих чудесных минут. Его рука покоилась на ее худеньких плечах, иногда Макс наклонялся и целовал темные кудряшки.
Когда машина подъехала к дому, они не спеша выбрались, вдыхая ночную прохладу, и медленно побрели по дорожке освещенной молодым месяцем. Эмма чувствовала, что Макс не хочет расставаться с ней. Возле двери он крепко обнял ее, вздохнул и принялся искать ключ в кармане.
Повизгивая и приседая, Дикси бросилась к ним, едва Макс успел приоткрыть дверь.
— Как она радуется, — сказала Эмма, глядя, как собака носится по двору.
— Бенно надо было бы выпустить ее погулять, — рассеянно заметил Макс. Эмма быстро обернулась, посмотрела на задумчивого Моргана.
— Что-то не так? — тревожно спросила она.
— Просто чувствую себя… не совсем обычно, — медленно проговорил Макс и замотал головой.
— Ты выпил слишком много пива. Да к тому же острая пища. Тебе следовало бы иметь такой желудок, как у меня, он переваривает гвозди.
— Возможно, — тихо ответил Макс, позвал Дикси, и они вошли в дом. Дедушкины часы приветствовали их двумя ударами.
— Вот это да! Я и не предполагал, что уже так поздно, — он неловко повернулся к Эмме. — Пора ложиться спать.
Ее сердечко екнуло и тревожно забилось. «Это еще ничего не значит», — успокаивала она себя.
— Догадываюсь, — еле слышно проговорила Эмма, не сводя глаз с любимого мужчины.
Неторопливо поднимались они по лестнице: Эмма впереди, Макс на ступеньку ниже. С каждым шагом сердце билось сильней. Пойдет ли он за ней в комнату? Попросит ли пойти в его? Поцелует ли? Эмма вздрагивает от звука его голоса:
— Эмма.
Она останавливается на последней ступеньке и поворачивается. Губы Макса оказались на уровне губ Эммы. «Да», — шепчет она, чувствуя, что голова начинает кружиться.
— Прежде чем закончится этот дивный вечер, я хочу… — тихо говорит он. Его дыхание ласкает губы Эммы.
— Да? — грудь едва касается его груди. — Сделай это, Макс, — нежно просит она.
Эхом по дому разносится боевой клич индейцев, Эмма в испуге отпрянула назад. Макс лихо перекидывает ногу через перила и — о, ужас! — съезжает вниз. Там он приземляется с оглушительным грохотом прямо на пол из красного дерева.
Эмма не успела броситься вниз по лестнице — из темноты донесся жизнерадостный смешок.
— Спокойной ночи, Эмма! — крикнул счастливый Макс.
— Спокойной ночи, Макс! — бросила она. — Надеюсь, ты сломал себе спину!
Под громкий смех она удалилась в свою одинокую спальню.
Глава 9
Макс открыл глаза. Поморгал.
— Неужели я еще в постели? — поинтересовался он сам у себя. — Ой, — Морган дотронулся до ноющей левой щеки и проснулся окончательно. Вспомнил о вчерашнем вечере. «Этого наглеца за соседним столиком нужно было просто удавить из-за его непристойного отношения к Эмме», — подумал Макс и вздохнул.
«Я даже не мог и предположить раньше, что полезу драться. Нет, все-таки здорово я ударил того хама, — похвалил он себя. — Но что на меня так подействовало, что я полностью потерял над собой контроль?» — недоумевал Макс.
Он потянулся и только сейчас обнаружил еще один синяк на заднем месте, шея не поворачивалась. «Слава Богу, хоть голова цела, — думал Морган, потирая шрам. — А ведь могли так намять бока… Это же надо, как я вчера разошелся. Да, давно со мной этого не было».