— Я говорила тебе! Диана намного… больше меня.
— О, бедная, голубушка. Какая я простофиля, — сказала Сисси, критически осмотрела фигуру Эммы и нырнула в ванную. Торжествующе размахивая пачкой носовых платков, она подошла к молодой женщине.
— Остановись! — прокричала Эмма и замахала рукой. — Я не позволю начинять себя, как рождественского гуся! — она повернулась к зеркалу, посмотрела на себя с одной стороны, с другой, подняла руки. Платье еле держалось на груди, готовое соскочить при малейшем движении.
— Я не могу идти, — зло пробормотала мисс Маклин.
— Чепуха. Возьми носовой платок. Никто и не заметит. Бывало, я помогала твоим сестрам.
— Не надо, Сисси, — Эмма поджала губы. — У тебя есть нитка с иголкой?
— Разумеется, голубушка. Это классное место! Здесь есть набор для шитья, он там, в ванной, — махнула рукой Сисси и скептически нахмурилась. — Что ты собираешься делать? Сделай себе подкладки. На платок.
— Ты прекратишь мне подсовывать эти фальшивки? Я ушью его по бокам. Под руками никто и не заметит отвратительные стежки, а платье будет сидеть на мне, как влитое.
Эмма едва успела закончить неровный, но прочный шов, как раздался стук в дверь. Эмма забежала в ванную. Услышав голос Эдама, ворковавшего что-то Сисси, она только сейчас почувствовала, как соскучилась по нему. Снова нахлынули горькие воспоминания.
— Прекрати, — приказала себе Эмма. — Должен быть какой-то выход. Должен быть!
Надев платье, она дотянулась до молнии на спине, но замок не поддавался — слишком большой шов получился. Выдохнув, Эмма все-таки застегнула платье, помня о том, что теперь нельзя глубоко дышать. Ей не хотелось во время бального танца выскочить из этого роскошного наряда.
Еще раз окинув себя взглядом, Эмма решительно отворила дверь ванной. Эдам сидел в кресле напротив Сисси, играющей коричневым веером с золотой каймой. С энергией профессиональной кокетки нестареющая леди шутливо стукнула опахалом по пальцам Эдама и наигранно произнесла:
— Ты милый.
— Эмма! — мистер Дэниелз вскочил с кресла. — Ты выглядишь… замечательно!
— Ты тоже не так уж плох, — оценила Эмма. Начиная с прически и кончая начищенными ботинками, внешний вид Эдама был безукоризненным. Казалось, молодой джентльмен только что сошел с обложки модного журнала. Увидев благодарную зрительницу, Эдам, отставив ногу назад, вскинул голову и ухватил за лацканы свой черный атласный смокинг. Эмма захихикала. — Ни дать ни взять — герой-любовник. Сколько вы разбили сердец, мистер Дэниелз?
— Кто? Я?
— Чувствую, что и меня ждет та же участь, мой дорогой, — проскрипела Сисси.
— Нет, леди. Это мое сердце разбилось вдребезги от вашего малейшего… э… пренебрежения, — Эдам приложил руку к груди и поклонился Сисси, та взвизгнула от удовольствия. — А теперь — разрешите сопроводить двух восхитительных леди на обед.
— Разрешаем, дорогой, — Сисси восторженно приняла руку Эдама и оглянулась. — Эмма, голубушка, пойдем. Там будет чертовски много развлечений. Все лучше, чем сидеть и пялиться на стены.
Со страдальческой улыбкой Эмма взяла под руку Эдама, и они величаво прошествовали к лифту. Слушая болтовню Сисси и льстивые реплики Эдама, мисс Маклин чувствовала, что волнение охватывает ее все больше и больше. Когда двери лифта раздвинулись, выпуская пассажиров, Эмму слегка подташнивало, и она проклинала старую подружку за то, что ей удалось вытащить ее из номера.
Швейцар забрал у них пригласительные билеты и предложил пройти в фойе, отделанное красным бархатом. По залу прогуливались светские дамы со своими кавалерами, тут и там носились шустрые официанты с бокалами шампанского. «Еще никогда мне не приходилось бывать в столь блестящем обществе, — заключила Эмма. — Будто из романа Джудит Кранц».
— Будь мужественной, крошка, — шепотом подбадривал ее Эдам. В знак благодарности Эмма улыбнулась, он подмигнул ей, и они подошли к величавой хозяйке вечера.
Через двадцать минут лицо Эммы болело от постоянных улыбок. К счастью, Сисси говорила за троих, а мисс Маклин и Эдам служили просто рамкой на портрете новой королевы бала. Эта роль была знакома Эмме, и она немного расслабилась. Когда в очередной раз Сисси приветствовала кого-то через весь зал, молодая леди воспользовалась моментом, проскользнула в фойе и устроилась в кресле за огромной пальмой. «Теперь меня почти никто не видит, зато я вижу всех», — с облегчением подумала Эмма, наблюдая, как толпа медленно перетекает из фойе в танцевальный зал. За прозрачными стенами вращающегося ресторана проплывали яркие картины вечернего Сент-Луиса.