Тогда Юидай-сан схватил меня, стиснул в железных объятиях, не позволял двигаться вперед. Я орал, как резанный, вопил, требовал, чтобы меня отпустили. Мой брат! Мой брат нуждался во мне, я должен был добраться до него. Я должен был спасти брата. Я не позволил бы ему умереть. Новая волна дыма накрыла нас, в один миг стало темно, как ночью. Когда он рассеялся, я увидел, что земля, деревья, даже горы горели. Там более не было ничего. Всё исчезло. Я подвёл его, подвёл…
– Это твоя вина, Тоширо, – твердил мерзкий голос в моей голове. – Твоя вина. Ты погубил брата. Всему виной твоё упрямство, своеволие, твоё безрассудство!!
– Оставь меня! Исчезни! Я не буду поступать так, как ты хочешь! Я больше не твоё оружие, не твоя марионетка!! Ты поплатишься, ответишь за всё, что совершил!
– А ты? Ты заплатишь по счетам, как думаешь, Тоширо? Ты ведь знаешь: расплата близко, ты знаешь об этом, но все равно цепляешься….
– Убирайся из моей головы! Убирайся!
– Тебе некуда деваться, дитя моё. Скоро твой обман раскроется».
Что-то тяжёлое рухнуло на пол, и я проснулся. Оказывается, я столкнул с постели драгоценную древнюю книгу. Одеяло, подобно путам, обмоталось вокруг тела, душило меня. На груди сидела Айюми и глядела на меня огромными серыми глазищами. Несколько минут мы просто смотрели друг на друга, а потом пушистая масса растянулась на мне.
– Слезь! – потребовал я, но она зашипела и легонько цапнула меня за руку.
– Слезай!
Кошка, наконец, сползла на простынь и устроилась под моим боком. Глубоко вздохнув, я содрал с себя одеяло и отшвырнул в сторону. Зря я решил спать на человеческой кровати! Одежда промокла от пота, во рту чувствовался вкус пепла. Проклятье! Кошмары, эти кошмары… Они подведут меня в самый неподходящий момент, они призваны сбить меня с толку. Но я не стану вести себя так, как он хочет, не стану!
Кошка заурчала, успокаивая меня. Надо же! Не ожидал подобной преданности от комка белого меха.
Я закрыл глаза и несколько минут просто слушал тишину. «Успокойся. Успокойся. Его здесь нет, он не может следить за тобой», – повторял я про себя. Мастер не знал, что я задумал.
Я снова задремал и во сне увидел себя прежнего, такого, каким желал видеть меня учитель. Колокольчики, прикреплённые к поясу, печально звенели. Лицо я скрывал за широкими полями амигасы – плетёной шляпы. Куда бы я ни шёл, за мной следовало пламя. Грозное и ненасытное, оно пожирало всё, что довелось встретить на пути. Горели вековые леса и рисовые поля, камни рассыпались в прах, вода пылала и кипела. Столбы дыма поднимались в небеса. Тогда почти всё Восточное побережье Империи было в огне. Гибли и маленькие деревни, и крупные приморские города, и посёлки синоби, даже корабли, и те тонули, охваченные пламенем. Я не слышал ни жалоб, ни стонов, ни плача, не трогали меня горестные крики людей. Всё, на что указывала рука учителя, уничтожалось без сожалений. Я не сомневался и не задавал вопросов. Во мне не осталось ни скорби, ни ненависти. Только пустота в сердце и бушующий огонь в груди. Который рвался наружу и грозился уничтожить, пожрать весь мир.
Годы прошли с тех пор. Я провел их в уединении, успокаивая разум и изнуряя тело, боясь, что огонь проснется и вновь примется разрушать. Быть может, его час настал?
Когда я опять открыл глаза, кошка исчезла, а небо просветлело. С моих пальцев на постель сыпался пепел. «Ох, нет! Не сейчас! Не теперь! Мне бы ещё немного времени, совсем немного…»
Друзья должны были вот-вот вернуться, а драгоценная книга валялась на полу. Идиот! Я спрятал книгу и собрался уже выйти в сад, как… Странное чувство. Странное. Было душно, но дождём и не пахло. Нет, тут было что-то другое. Жаль, из моего окна не были видны стены дворца! Дворец! Нужно было идти во дворец. Нужно было разбудить Хана. Срочно!
***
Большие хлопья пепла сыпались с неба, совсем как в провинции Кавагути. О защите тэнгу можно было забыть. Огненный вихрь пришёл в Окито. Пришёл за императором. Горячий ветер ударил в лицо, в ту же секунду столб огня пробил дворцовую крышу и, казалось, разорвал небо на части.
– Сколько у нас времени? – Хан смертельно побледнел. Я вытащил брата из постели, и он даже не успел полностью одеться.
– Не больше десяти минут.