Мастер оттеснял меня от своих солдат, гасил моё пламя, а я всё рвался назад, боясь, что выжившие тоже обратятся вихрями и атакуют. Учитель бился не в полную силу. Он, и правда, не желал убивать меня, хоть я и спутал его планы. А может, он не хотел тратить силы, ведь я всё равно умирал.
Боль, сначала ненавязчивая, принялась сводить меня с ума. Пальцы обуглились, и мне чудилось, что они уже осыпаются пеплом. Я не чувствовал ног. В голове мутилось. И всё казалось каким-то нереальным. Всё это происходило точно не со мной! Одежда превратилась в лохмотья, только нижняя рубашка, которую сшила Охико, выглядела целой. Я терял сознание, и казалось, что узоры на её рукавах и воротнике светятся белым светом. Странно… Не хотелось бы рехнуться перед смертью!
«Ещё не конец! Не конец! Нужно собрать последние силы и бороться, бороться! Бороться!»
Чёрный провал. Глубокий колодец. Я выныривал, пытался дышать, но грудь разрывалась от боли. Конечностей я уже не чувствовал. Мастер исчез. Проклятье! Нельзя было терять сознание! Раз уж я умирал, досадно, что не смог забрать его с собой, не смог хотя бы ранить! Я лежал на снегу. Кто-то успел меня подхватить, не дал разбиться. Рэн, наверное. Холода я не ощущал. Только боль… что за страшная боль!
Руки Хана обнимали меня, осторожно прижимали к скользким от крови доспехам. Без шлема, с развевавшимися на ветру волосами и бледным от ужаса лицом брат выглядел юным и очень уязвимым. Он говорил и говорил, но я сперва не мог разобрать ни слова.
«Скажи, что я сокрушил армию мастера, скажи, что я поступил правильно. Побудь со мной ещё немного!»
Пришло время проститься, а у меня отнялся язык.
– Хан… – наконец, выдавил я. Он тут же обнял меня ещё нежнее. Глаза брата были полны слез. Со всех сторон меня окутало тепло. Даже боль чуть унялась. Он пытался исцелить меня. Напрасная трата сил! После вихря никто не выживает. – Хан, всё хорошо! Не волнуйся! Так трудно говорить… Хан, делай то, что должен. Слышишь? Не надо, не надо так убиваться! Слушай меня…
Он не слушал, всё цеплялся за меня и кричал, так страшно кричал, звал Осами, просил меня ничего не говорить и держаться. Бедный братишка! Лучше бы меня никто не ловил. Лучше бы я умер ещё в воздухе!
– Хан… я хотел помочь! Надеюсь, я помог… Теперь мастер затаится… Его армия отступит, князья сдадутся… У тебя будет время… Слушай же… мне тяжело говорить. Хан, прости, я всегда тебя подводил! Прости! Не бойся, все хорошо! – я хотел было поднять руку и в последний раз коснуться лица брата, но не смог. Видимо, пальцы уже рассыпались в прах. Жуткое зрелище! Даже тепло Хана покинуло меня. Уходила и боль, оставляла меня. Нет… я сам уходил. – Отпусти меня, Хан. Отпусти!
Ханаваро исчез. Нет, это меня не стало! Но где же я очутился?
Кругом был лишь снег. Белый, прекрасный снег. Разве это не мои горы, не мой старый дом? В детстве я спускался по этим склонам на лыжах, играл в снежки с братьями. В этих горах я должен был умереть от потери крови много лет назад. Я вернулся к тому, с чего начал.
И вот я лежал в сугробе. Снежинки облепили лицо, застыли на ресницах. По-прежнему я не чувствовал холода. Напротив, было очень приятно! Никакой боли, никакого жара, впервые за долгие годы я был свободен от пламени. Свободен. Теперь уж по-настоящему. Теперь уж навсегда!
Улыбаясь, я поднялся, стряхнул с одежды снег и поспешил вниз по склону. Смеркалось, уже зажглись фонари. Колокольчики на дверях, терзаемые зимним ветром, звенели. Отец, сестра и брат уже ждали меня в доме. Я замер на пороге на минуту, а потом потянулся к двери.
10
С какой-то стати я не умер. Определённо, я был жив, ибо боль вернулась и снова принялась терзать тело. Исчезли прекрасные грёзы, я снова очутился в кошмаре. Казалось, огонь рвался сквозь меня против воли. Казалось, стихия пыталась меня уморить. Я кричал и бредил, метался и не никак не мог угомониться.
«Неужели мне не позволят вернуться домой? Неужели я никогда не обрету свободу? Мои преступления ужасны, но почему… почему мне не позволяют уйти? Я хочу вырваться, я хочу домой, хочу увидеть семью… Мне больно, мне так больно!» – я кричал снова и снова, обращался сам к себе с вопросами, трясся от ужаса и отчаяния. Я совершенно не понимал, что происходит, где я нахожусь.