– Утром он был с тобой, но сейчас ведёт переговоры с уцелевшими князьями. Не волнуйся, он обещал навестить тебя вечером.
Что же… нельзя получить всё и сразу.
Ох, Хан! Сколько же ты потратил сил, чтобы спасти меня?!
– Тоширо, я не должна была требовать от тебя… – прошептала Охико. Она выглядела несчастной, и рука, которую я отказывался отпускать, дрожала.
– О чём ты?
– Я хотела, чтобы ты как можно скорее разобрался в себе. Но ты… ты решил, что самое верное – это принести себя в жертву! – девушку передернуло. – Это моя вина! Своими речами я сбила тебя с толку. А ведь я хотела тебя поддержать, помочь…
– Охико, не говори так, это неправда! Твоей вины здесь нет. Это было только мое решение. Я ведь синоби. Я тот, кто рискует ежедневно, ежечасно. Я обязан рисковать.
Она покачала головой и посмотрела на меня с неодобрением.
– Ты всё ещё бежишь от себя. И на этот раз думал, что смерть тебя укроет. На за смертью последует новая жизнь, и тогда ты уже не сможешь ничего изменить. Не нужно бояться. Ты уже заглянул в глаза своему учителю, понял, что никогда не примешь его путь, так значит, не терзай себя больше. Просто живи!
Я слушал и, не отрываясь смотрел на нее. Мне так нравилось просто глядеть на нее! Я чувствовал себя донельзя довольным, аж расцвёл. Охико нервно улыбнулась, и в свете лампады я с удовлетворением обнаружил, что она покраснела.
***
Хан принёс с собой холод. Его плащ был влажным, в волосах запутались снежинки. Брат с порога кинулся ко мне и заключил в объятия. Несмотря на то, что я уже мог сидеть, опираясь спиной на подушки, Ханаваро счел меня слишком хрупким, неокрепшим и прижимал к груди со всей бережностью, на которую были способны его сильные руки. Через нашу связь я чувствовал его радость и облегчение. Плечи брата подрагивали, он волновался, весь извелся и снова выглядел уязвимым.
В его воспоминаниях я лежал без движения, лицо было белым, как у покойника, одежда почернела от копоти и крови. Он звал меня, просил открыть глаза, просил вернуться, а я не отвечал. Хан испугался, по-настоящему испугался, что я его покину, что он и меня потеряет.
Я не находил в его душе ни тени ненависти, которой так страшился. Он не видел во мне пособника мастера, только своего брата.
Охико тихонечко выскользнула из комнаты, чтобы мы могли поговорить с глазу на глаз, но мы молчали. Нам не требовались слова, достаточно было и ощущений. Отныне мы не притворялись, снова стали единым целым, двумя сторонами одной медали.
Мы были вместе, о большем я и мечтать не мог. Ради этой минуты можно и умереть, хотя теперь моя прошлая решимость, желание пожертвовать собой казались смешными. Я слишком скоро впал в отчаяние и вознамерился отказаться от всех благ, что предоставила судьба. Больше этого не повторится. В следующий раз буду бороться! Не оставлю брата одного, ни за что не оставлю!
– Я не знал, как быть… – пробормотал Ханаваро, его голос охрип то ли от простуды, то ли от переизбытка чувств. Брат выпустил меня из объятий, но крепко сжал мои плечи, словно боялся, что я вот-вот рассыплюсь. – Я думал: мастер убьёт тебя. Я не мог до тебя добраться, а просто стоять и смотреть не было сил! – воспоминания заставили его содрогнуться.
– Он не собирался меня убивать. Хотел остановить. И только. Ты же слышал, у мастера есть на меня планы. Может, он хочет, чтобы я и дальше был его глазами и ушами, может, надеется, что я убью тебя, как он прикончил брата. Мастер бы меня не убил, но и я не мог добраться до него. Потому и попытался уничтожить его армию.
– В жизни не видел ничего подобного… – в глазах Хана отразился огонь лампады, и показалось, что в синем водовороте бушуют два огненных вихря. Я снова видел его глазами. Видел, как разверзлось небо, как две гигантские волны пламени столкнулись друг с другом, как стена огня пожрала отдельные вихри, погасила их, будто порыв ветра задувший свечу. Я видел, как рушатся горы, как камни и комья снега валятся на головы солдат. Похоже, Ханаваро и представить не мог, что я обладаю настолько разрушительной силой. Мои способности потрясли его. Что если он захочет использовать их в своих целях? Меня передёрнуло от одной только мысли об этом. А брат обиделся, понурил голову.
– Я уже говорил, что ни для себя, ни для Империи не стану принуждать тебя к чему-то подобному, – проговорил он, отстранившись от меня. – Я дал слово, Тоширо, и не обману тебя. Не после того, что тебе пришлось пережить.