– Борьба за первенство. Я понимаю, – не похоже, что подобная новость его взволновала.
– Так останови это, если понимаешь! Тебе просто нужно вернуться.
– Я не желаю кровопролития… – глаза Хана были печальны.
– Тогда сделай, как я прошу! Ты нужен своему народу! Ты нужен брату! Синоби не может жить без семьи! Одиночество убивает его! Тоширо без тебя не проживет. Он не хочет потерять тебя снова. Понимаю, ты ещё не успел привыкнуть к нему, но прежде вы друг друга любили. Вы снова поладите! Он научит тебя жить в мире синоби. И тебе понравится! Тебе у нас понравится!
Проклятье! Какие глупости! Этим его не завлечь.
– Я нужен и людям. Их страна гибнет!
Тьфу ты! Заладил!
– Почему ты так сильно к ним привязан? Почему? Ты прожил в их мире всего пять лет, а с нами – всю жизнь!
– То была жизнь, которой я не помню. Для меня всё началось пять лет назад.
Резонно.
– Так ты сможешь вспомнить! Дом, семью, боевых товарищей! Наши доктора тебе помогут. Если вернёшься к своим.
– Вспомнить? Это так заманчиво, но, может, я не хочу вспоминать.
– Что? Как это?
– Я пытался вспомнить, это правда, Рэн, – Ханаваро резко поднялся на ноги и подошёл к окну. – Я обращался к лекарям и знахарям, к мудрецам и ученым, но никто не смог помочь. Я пытался вспомнить, снова и снова, но ничего не выходило. Говорят, потерявшие память видят обрывки прошлого во снах, странные сбивчивые картины, которые порой ни о чём не говорят. Я же не вижу ничего. Наверное, я бы хотел вспомнить, и в тоже время я испытываю ужас.
– Ужас?
– Трудно объяснить, Нитирэн! Но, может, ты поймешь. Всё началось в тот самый день, когда я должен был умереть.
Я напрягся. Хан собирался рассказать свою историю, он хотел, чтобы я понял его. Ему было неловко от того, что мы желали видеть его прежним, что мы знали о нём больше, чем он сам. Хан переживал из-за того, что не соответствовал ожиданиям товарищей, с которыми был когда-то близок. Но мы…. Мы не заслуживали его беспокойства. Я не был достоин его откровений.
– Когда я пришёл в себя, то обнаружил, что лежу на выжженной земле, – начал рассказ Ханаваро, и его слова пробудили во мне жуткие воспоминания, те, что я хотел затолкнуть в самые дальние уголки мозга, – поле простиралось на десятки миль. Но в тех местах не росла трава, не было кустарников, и даже камни обратились в пыль. Огонь всё уничтожил. Да-да, огонь. Необычное пламя. Хлопья пепла падали с неба, земля была серой, как дым. Ужасное место! Я задыхался… задыхался и никак не мог встать на ноги. Ожогов не было, но раны кровоточили, тело не слушалось, а голова была совершенно пустой. Я не мог понять, что произошло, не помнил, кто я. Я запаниковал, не знал, как быть. Я умирал от потери крови, а кругом не было ни души.
Я стиснул зубы. Подавил трусливое, мальчишеское желание заткнуть уши и убежать. Я явственно представил себе, как бедный друг пытается подняться на ноги, как падает снова и снова, как истекает кровью на обугленной земле. А рядом никого… Брр!
– Меня нашли монахи. Подобрали и выходили. Добрые и славные люди! В их общине я и встретил Осами. Он стал моим другом, начал заботиться обо мне. И мне становилось легче в его обществе. Да и все они… все новые друзья были очень добры. Однако моя душа не могла обрести покой, я хотел узнать, что произошло, живы ли мои родные. Осами обещал помочь в поисках. Монахи рассказали, что в тот день была великая битва, битва смертных с чудовищами, что тогда в небо ударил огненный столб. Я узнал своё настоящее имя – Като Ханаваро. Я выяснил, что вся моя семья, кроме брата-близнеца, мертва. Я узнал, что большую часть жизни провел в общине синоби под названием Сенши. Мне захотелось вернуться, увидеть брата, расспросить о прошлом, но сделать этого я не смог. В день битвы меня приговорили к смерти. Вот что мне удалось выяснить. Я не могу сказать точно, за какое именно преступление, ведь вы, то есть мы, синоби, свято оберегаем тайны. Но сдаётся мне, смертью карается только предательство, разве нет? Таковы наши законы. На том поле не осталось ни мертвых тел, ни раненых, ни доспехов, ни оружия. Синоби никогда не бросают своих. Даже мертвецов. А меня они оставили. Оставили умирать. И значит, я это заслужил. Потому-то я и не вернулся. Все считали меня мёртвым. Да и зачем моим близким предатель, преступник? Раз уж я поступил ужасно, то должен был нести это бремя сам. Я не хотел, чтобы брата подвергли наказанию за сочувствие мне. А может, он и не стал бы меня жалеть? И это было куда страшнее, ведь я не знал своего преступления и боялся…