– Вот скажи мне, Кинтаро, – проговорил Нитирэн, – как я должен относиться к человеку, у которого был роман с моей тётей?
– С чего ты взял? – поперхнулся Кин.
– «Я посвятил ей поэму, бла-бла-бла. Как я покажусь ей в таком виде, ля-ля-ля?!». И ты говоришь: у них не было романа? У меня глаз намётан! И если это из-за него тётя не захотела выйти замуж и лишила себя счастья, то он пожалеет, что появился на свет.
– Они могли быть просто друзьями, – пожал плечами Кин, не отрывая глаз от книги.
– Да брось! Какие друзья?!
– Считаешь, мужчина и женщина не могут быть друзьями?
– Сперва, наверное, могут, но потом кто-нибудь обязательно захочет большего. Кроме того, женщины и мужчины слишком разные. У девушек мозги устроены совершенно по-другому.
– Я не совсем согласен с тобой, Рэн, – заявил Кинтаро. – Изуми, моя невеста, понимает меня с полуслова, я всегда могу поделиться с ней сомнениями.
– Сопливо-то как!
– Ты ещё не встретил ту девушку, которая станет тебе подругой, родственной душой. Пока от девиц тебе нужны далеко не разговоры. Тем более, ты постоянно их обманываешь, притворяешься, меняешь внешность. Какое уж тут взаимопонимание?
Нитирэн скорчил отвратительную рожу.
– Какую книгу ты читаешь? – не отставал он от друга.
– «Повесть о Гэндзи»[1].
– Звучит скучно.
И тут Кин разгневался. Он всегда бережнее относился к книгам, чем к людям.
– Откуда ты знаешь? Как ты можешь судить о книге, не прочитав её?!
– Да брось! Правда, скучно звучит.
– Ничего подобного! Прочти, а потом делай выводы! И вообще, это одна из моих любимых книг!
– Так я и знал: ужасная скукотища!
Их перепалки вызывают разве что улыбку, не правда ли?
***
В провинции Кавагути из-за смога не было видно звёзд, и даже полная луна светила тускло.
Вокруг меня расположилась целая стая лисиц-оборотней. Я играл, а они не сводили с меня внимательных глаз-бусинок. Удивительные создания! Живут тысячи лет и способны принимать человеческий облик. В лисьем обличье они безобидны, но если обратятся людьми, могут изрядно насолить смертным.
Призрачные девицы устроились рядом, на камнях. Они расчесывали достававшие до земли волосы, глядели на меня печальными абсолютно черными, без зрачков глазами.
Ничего не меняется. Мой брат привлекает людей, а я – нечисть.
«Почему они приходят? Я же их не звал!» – спросил я однажды у учителя. Послушать мою музыку приходили призраки со всей округи. Вокруг головы кружились зелёные огоньки – души людей, погибших в море.
«Призраки никому не могут рассказать о своей печали, Тоширо. Могут выть, рычать и плакать, пугать живых, но поведать им о горе не сумеют. В твоей музыке столько одиночества, отчаяния и тоски, злости, жажды отмщения. Мертвым кажется, будто ты рассказываешь их истории, потому они и тянутся к тебе».
Оборотни разбежались в разные стороны, а призраки исчезли с воплями, стоило только Хану появится в поле зрения. Лицо брата казалось белым, как снег. Ханаваро пришёл не просто так, явно, хотел поговорить с глазу на глаз. Я отложил скрипку в сторону.
– Ты сам пишешь музыку? – Ханаваро растянулся на траве рядом со мной.
– Да, успокаивает нервы.
– Ты прекрасно играешь!
– Обычно все говорят, что я только навожу тоску.
– Не обращай внимания на глупости! Послушай, Тоширо, за несколько дней ты ни разу не сомкнул глаз. Если травы не помогают, стоит обратиться к доктору. Ты заболеешь, если не будешь спать. Все остальные, вон, дрыхнут, как убитые.
– Всё нормально. Как только вернёмся в столицу, как следует отдохну.
Хан тяжело вздохнул.
– Прежде меня мучили кошмары. Нелепица какая-то снилась. Как будто огонь пожирает моё тело. Похоже, это единственное воспоминание о прошлой жизни. Я орал, как резанный, и пугал Рикиши. Ты тоже не можешь уснуть из-за кошмаров? Что ты видишь? Поделись со мной, брат!
– Кровь. Смерть. Людей, которых пришлось убить, – ответил я. – Не каждому синоби поручают подобную работу. Ты, например, был разведчиком, как и Кин, и Рэн. Я же убивал невинных, на заказ. Тех, кто до последнего ни о чём не подозревал и не пытался защититься. К такому трудно привыкнуть. А может, и невозможно.
Ханаваро стиснул моё плечо.
– Теперь никто не заставит тебя, Тоширо.
– Мне не следует жаловаться. Наш народ выживает за счёт этих заказов. Кто-то должен выполнять и грязную работу. Я исполнял свой долг. Но никакие отговорки и оправдания не умаляют ценность жизни. Я дурно обошёлся с твоими друзьями, Хан. Мне совестно. Я никогда не умел вести себя, как должно, – признался я. – Мне не хватает терпения. Я не привык к бескорыстию. Эти люди тебя полюбили, стали твоей семьей, а мне ещё придётся заслужить твоё доверие.