Вошел рослый слуга в свеженакрахмаленном тюрбане, поклонился с улыбкой.
Обед был подан.
Тани упоенно погрузилась в домашние дела. Она предпринимала какие-то безумные поездки по магазинам, целыми телегами привозя мебель и белье. Тани закупала лампы и абажуры, фарфоровые статуэтки и вазы, циновки и ковры.
Она раскатывала по диванам и креслам целые штуки бархата и парчи ослепительных цветов — на выбор Билли. Она залезала на табуретки и цепляла шелка за карнизы — на одобрение Билли.
Билли изо всех сил старался вести себя тактично.
— Чересчур кричаще для нашего дома, — объяснял он. — Сюда больше подойдут ткани попроще.
Тани послушно отвозила отвергнутые образцы и привозила попроще. Билли выбирал что подешевле.
Когда наконец Тани поняла, что Билли приводит в восторг только то, что дешево, она взялась перевоспитывать его:
— Билли! Не смей меня уговаривать, что коричневое идет к пурпурному — ты это говоришь, чтоб подешевле вышло!
Билли ухмылялся.
Но они были влюблены друг в друга и готовы на взаимные уступки. В конце концов Тани была назначена разумная сумма на устройство дома, и в пределах этой суммы она могла делать, что желала.
Но сквозь пухленькие пальчики Тани деньги утекали как вода.
Тани завораживали новинки. Ей надо было быть инженером — с ее страстью экспериментировать с разными диковинами. Кухонные приспособления, безделушки, хитроумная мухобойка, сбивалка или открывалка восхищали ее не меньше, чем новая машина или дорогая электротехника. Она была похожа на ребенка, разбирающего новую игрушку, — или на ученого, совершающего открытие.
Жажда нового не оставила ее и в годы вдовства и старости, она продолжала увлекаться чудесами, которые входили в ее представление о радости жизни.
— Старуха? Старуха? — попрекнула она как-то Джербану, когда та выступила с очередным монологом о никчемности жизни в старости.
Самой Тани было тогда тридцать.
— Вы не старуха! — негодовала она. — Ну что такое восемьдесят лет в сравнении с тысячелетиями? Сто лет жизни — ерунда, как пальцами щелкнуть, раз — и прошли! Если бы я прожила лет триста, может, мне бы и надоело, может, тогда я бы себя почувствовала старухой. А вы — вы молоденькая!
Что это такое — быть влюбленной в жизнь, поддаваться ее чарам и поражаться чудесам в семьдесят лет, как в семь? Тани, дожившая до девяноста трех, обожала жизнь до последнего вздоха.
Глава 40
Образ жизни молодой пары определился районом, в котором она поселилась в собственном доме с современной обстановкой. Тани и Билли завели дружбу с несколькими молодыми семьями, как и они, исполненными решимости покончить со старомодными обычаями. На деле это свелось к дотошному копированию поведения англичан, живших в стране. Новые друзья фанатично перенимали все английское. О, они отличались от простонародья, они выделялись из общей массы — если не состоятельностью, то, уж конечно, знанием английского. Стародавние представления вгоняли их в краску, зато английские манеры казались верхом совершенства. Молодежная компания постоянно встречалась на маленьких, интимных «смешанных» вечеринках, где семейные пары чинно веселились и танцевали в обществе других семейных пар. Но «смешанные» вечеринки по сравнению с мужскими развлечениями приятелей Фредди на Алмаз-базаре или чопорными дамскими чаепитиями Путли были настоящей революцией, отличаясь от тех, как дискотека от викторианского семейного обеда. Более того, стало модой приглашать на вечеринки и индусов, и мусульман, и сикхов, и христиан, и европейцев, и англо-индийцев.
Молодые Джунглевалы скоро обзавелись множеством друзей и приятелей, но главную роль в этой компании постепенно начали играть те, в ком Билли нуждался для дела.
Тани была просто рождена для такой жизни — она легко сходилась с людьми, умела принять их у себя. Билли с его комплексом неполноценности воспринял новый образ жизни как вызов и постарался быть на высоте.
Однако скоро начались непредвиденные осложнения.
Билли начинал семейную революцию с блаженной верой непосвященного в существование каких-то новых правил, чего-то наподобие английского кодекса чести. Он никак не был готов к мужскому соперничеству, которое неизбежно вспыхивало вокруг Тани.
Билли, не ожидавший, что друзья могут возжелать его жену, как не могут они вдруг посягнуть на его бессмертную душу, потерял голову, увидев, что за Тани ухаживают. Это оскорбляло его. Это было не спортивно. Сам Билли избегал чужих жен, даже разговаривать предпочитал не с ними, а с их мужьями, но те вели себя совершенно по-другому. Они бесстыдно разглядывали Тани, в любом, пускай пустяковом, споре сразу брали ее сторону, крутились вокруг нее, пока Билли не начинал кипеть.